Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935 - [6]
Китаев. Не видишь? Шах королеве!
Семиков. Ах ты… Скажи пожалуйста!
Китаев. Тебе, Семиков, на шарманке играть, а не в шахматы.
Семиков. Не Семиков, а Семи-оков! В «Известиях» напечатано о перемене фамилии. Семик — языческий праздник, суеверие, — понял?
Китаев. А ты — играй, двигай!
Семиков. Вот я и вставил оник: Семи-о-ков! Пустой кружочек, а — облагораживает.
Китаев. Да ты — играй! Ну, куда полез? Шах королю!
Семиков. Какой несчастный случай!
Китаев. Ну тебя к чертям! Неинтересно с тобой.
(Закуривает. Вышла Людмила, взяла стул, ушла. Оба смотрят вслед ей, потом друг на друга. Семиков складывает шахматы в ящик. Доносится пение скрипки.)
Семиков. И под стихами приятно подписать: Се-ми-оков.
Китаев. А всё-таки как ловко ни играй на скрипке, — гармонь преобладает её.
Семиков. Теперь стихи легко у меня текут.
Китаев. Как слюни. Я, брат, творчество твоё — не люблю, жидковато оно.
Семиков. Ты не понимаешь, а Троеруков…
Китаев. Он тебя хвалит, потому что — запуганный интеллигент. Хотя — башковатая личность… Правильно говорит: конечно, говорит, существует масса, но — без героев история прекращается. Это — верно: ежели я себя не чувствую героем, так меня вроде как и нет совсем. Тут можно дать такой пример: построили судно, так допустите его плавать, а ежели оно всё на якоре стоит, — так на кой чёрт его нужно?
Семиков. Да, это верно!
Китаев. Или пошлют человека в болото — плавай! А — куда по болоту поплывёшь? Вот, примерно, я…
Людмила. Китаев, ну-ка поди сюда, помоги.
(Китаев уходит.)
(Семиков вынул книжку из кармана, читает, шевелит губами.)
(Входит Миша.)
Миша. Ты чего тут делаешь?
Семиков. В шахматы играл.
Миша. Спевка — здесь, в семь?
Семиков. Да.
Миша. Арсеньеву — не видал?
Семиков. Была, занавес чинить ушла.
Миша. Стихи читать будешь?
Семиков. Могу.
Миша. Старые?
(Людмила в дверях.)
Семиков. Нет, вчера написал:
Миша. Ну, ты это брось! Кому интересно, чего ты не понимаешь?
Людмила. Как это, Ванечка, в башке у тебя заводятся такие скушные слова? Пахинида какая-то…
Семиков. Говорят — «панихида», а не «пахинида».
Людмила. Ну — ладно, сойдёт и пахинида! Сбегай-ко в клуб, там, наверное, дядя, скажи — обед давно готов. И Арсеньеву зови, если она там… (Семиков обижен, уходит. Людмила садится на стул.) Знаешь, как Саша Осипов прозвал его? Стихокрад; он, говорит, чужие стихи ворует, жуёт их и отрыгает жвачку, как телёнок. Ой, Мишка, надоело мне хозяйничать! Учиться хочу, а — как быть? Уговариваю дядю — женился бы! А я — в Москву, учиться! Ежели здесь останусь — замуж выскочу, как из окна в крапиву.
Миша(солидно). Замуж тебе — рано!
Людмила. Много ты понимаешь в этом! Не бойся, за тебя не пойду.
Миша. Да я бы и не взял эдакую…
Людмила. Ох, ты… барашек! Нет, серьёзно, Мишка, ты — умный, ты послушай: дядю оставить на чужого человека — тоже не годится, работает он, как пятеро хороших, пить-есть ему — некогда, обшить, обмыть его — некому, о себе подумать — не умеет.
Миша. Ты с Арсеньевой посоветуйся…
Людмила. Советовалась. Она решает просто — учиться! А мне дядю-то жалко, он меня на ноги поставил. Начала от скуки цветы сажать. Ну, — люди из сил выбиваются, а я — цветочки поливаю. Стыдно.
Миша. Да уж… Смешновато.
Людмила. Костю Осипова не видал?
Миша. Нет. Не понимаю, где он увяз? Третьего дня пошёл в Селище, в сельсовет…
(Арсеньева входит.)
Арсеньева. А я вас ищу, Миша! Вот вам парусина, краска, кисти, лозунги ликбеза, идите-ка, намалюйте их поскорее, получше.
Миша. Дело знакомое. Людка, у тебя — можно?
Людмила. Иди, только не очень пачкай там.
Миша. Ладно. Буду — не очень.
Арсеньева. Почему у тебя мордочка скучная?
Людмила. Всё потому же…
Арсеньева. Слушай-ка, у Сомовых работает кухарка.
Людмила. Знаю, Фёкла, забавная старуха…
Арсеньева. Не нравится ей там. Вот, давай пристроим её к дяде. Человек она хороший, честный и неглупа.
Людмила. Поговорить бы с ней. Кто это?
(Крыжов идёт, осматриваясь.)
Людмила. Вам кого, дедушка?
Крыжов. Иван Терентьев здесь живёт?
Людмила. Здесь.
Крыжов. Ну вот, я к нему. Дочь, что ли?
Людмила. Племянница.
Крыжов. А это — жена?
Людмила. Нет ещё.
Крыжов. Невеста, значит.
Людмила. Тоже нет.
Арсеньева. Знакомая, в гости пришла.
Крыжов. Ну, это ваше дело! Умыться бы мне, девушка, да — испить водицы, а? Запылился старик.
Людмила. Идите сюда.
([Людмила и Крыжов уходят.] Арсеньева идёт в кегельбан, садится к столу, развязывает узел, в нём — потрёпанные флаги, щёлкает ножницами, начинает шить. Идут Дроздов, Терентьев.)
Дроздов(угрюмо). Есть песок в машине, есть!
Терентьев. Старые рабочие очень замечают это.
Дроздов. А откуда песок сыплется — непонятно.
Терентьев. Вот, сегодня должен бы старик один придти, могу сказать, — учитель мой…
Арсеньева. Он уже пришёл.
Терентьев. Ага, Катерина Ивановна! Рад.
Дроздов. Я тоже рад.
Терентьев. Он — в горницах, старик?
Арсеньева. Да.
(Терентьев уходит.)
Дроздов. Мы с вами, Катерина Ивановна, встречаемся всегда в хорошие дни.
Арсеньева. Это вы — о погоде?
Дроздов. О ней. Не помню, чтобы встречал вас в дождь, в пасмурный день!
Арсеньева. Редко встречаемся мы.
«Русское правительство есть только политическая партия, лишенная моральной связи с русским народом и враждебная ему по своим задачам. Под давлением необходимости русские власти устраивают гнуснейшую комедию народного представительства. Народ понял эту грубую комедию, он не хочет Думы, в которую желают посадить на роли представителей его желании каких-то темных людей, не известных ему», – писал Максим Горький в начале прошлого века. Он хорошо знал Россию, с 11 лет Алексей Пешков (будущий Максим Горький) вынужден был сам зарабатывать себе на жизнь и сменил много профессий, странствуя «по Руси».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вы прочтёте в этой книге о весёлом и умном итальянском мальчике Пепе, о том, как рабочие Италии любят детей и всегда готовы прийти им на помощь. Рисунки Б. А. Дехтерёва. Ответственный редактор Г. И. Гусева. Художественный редактор Н. З. Левинская. Технический редактор Р. Б. Сиголаева. Корректор Н. А. Сафронова. Содержание: К читателям Максим Горький. Дети Пармы (рассказ) — 1911 г. Максим Горький. Пепе (рассказ) — 1913 г. Для младшего школьного возраста.
Рассказ «Челкаш» был написан Максимом Горьким в 1894 году. Уже в 1895 году «Челкаш» был напечатан в журнале «Русское богатство» и принес автору широкую известность.
Эта скандальная статья Горького вышла в 1922 году в Берлине. Ее не издавали в России ни до, ни после войны, ни в перестройку, — вообще никогда. Просто не издавали и все тут. Быть может, как раз потому, что именно в этом своем сочинении Буревестник говорит о сути революции откровеннее, чем где-либо еще, и чем это позволяли себе его товарищи-большевики. Он живописует варварство и отсталость крестьянской массы, подсказывая читателю, что искоренить это зло возможно только чрезвычайщиной. Создатель Челкаша и Клима убежден: «Как евреи, выведенные Моисеем из рабства Египетского, вымрут полудикие, глупые, тяжелые люди русских сел и деревень — все те почти страшные люди, о которых говорилось выше, и их заменит новое племя — грамотных, разумных, бодрых людей».«Интеллигенция и революция» — тема из разряда вечных.
В книгу М.Горького вошли роман «Фома Гордеев» (1899) – драматическая история молодого человека, не нашедшего места в жестоком и неискреннем мире дельцов, «хозяев жизни», а так же известные пьесы «Васса Железнова» (1936), «Егор Булычев и другие» (1932) и повесть «Мои университеты» (1923). Максим Горький: «Женщина иногда может в своего мужа влюбиться».
Соседка по пансиону в Каннах сидела всегда за отдельным столиком и была неизменно сосредоточена, даже мрачна. После утреннего кофе она уходила и возвращалась к вечеру.
Алексей Алексеевич Луговой (настоящая фамилия Тихонов; 1853–1914) — русский прозаик, драматург, поэт.Повесть «Девичье поле», 1909 г.
«Лейкин принадлежит к числу писателей, знакомство с которыми весьма полезно для лиц, желающих иметь правильное понятие о бытовой стороне русской жизни… Это материал, имеющий скорее этнографическую, нежели беллетристическую ценность…»М. Е. Салтыков-Щедрин.
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
В третий том вошли произведения, написанные М. Горьким в 1896–1899 годах. Из них следующие входили в предыдущие собрания сочинений писателя: «Коновалов», «Болесь», «Зазубрина», «Ярмарка в Голтве», «Озорник», «Супруги Орловы», «Бывшие люди», «Мальва», «Скуки ради», «В степи», «Проходимец», «Дружки», «Каин и Артём», «Кирилка», «О чорте», «Ещё о чорте. Все эти произведения неоднократно редактировались самим М. Горьким. В последний раз они редактировались писателем при подготовке собрания сочинений в издании «Книга», в 1923–1927 гг.Остальные 12 произведений третьего тома впервые включены в собрание сочинений ГИХЛ в 1949 г.
В двадцатый том собрания сочинений вошла вторая часть «Жизни Клима Самгина», написанная М. Горьким в 1926–1928 годах. После первой отдельной публикации эта часть произведения автором не редактировалась.http://ruslit.traumlibrary.net.
В семнадцатый том вошли произведения, написанные М. Горьким в 1924–1936 годах. Из них следующие входили в предыдущие собрания сочинений писателя: «В.И. Ленин», «Леонид Красин», «Сергей Есенин», «О Гарине-Михайловском», «Н.Ф. Анненский». Некоторые из этих произведений редактировались писателем при подготовке собрания сочинений в издании «Книга», 1923–1927 годов, и при подготовке других изданий в 1930-х годах.Остальные произведения семнадцатого тема включаются в собрание сочинений впервые. За немногими исключениями эти произведения, опубликованные в советской периодической печати в 1925–1936 годах, М.
В двадцать четвёртый том вошли статьи, речи, приветствия, написанные и произнесённые М. Горьким в 1907–1928 годах. Некоторые из них входили в авторизованные сборники публицистических и литературно-критических произведений («Статьи 1905–1928 гг.», издание «Парус», Петроград, 1917–1918; «Публицистические статьи», 1931–1933; «О литературе», 1933-1935-1937, прижизненное) и неоднократно редактировались М. Горьким.Большинство же включённых в том статей, речей, приветствий были опубликованы в периодической печати и в авторизованные сборники не входили.