Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935 - [12]

Лидия. Вы… верите в это?

Терентьев. Ну, ещё бы не верил! Разве это можно — не верить в то, для чего живёшь — работаешь?

Арсеньева. Идите, Миша, выпейте водки…

Миша. Да я — не пью!

Арсеньева. Грудь и ноги разотрите, а то простудитесь.

Миша. Никогда в жизни не простужался…

Дуняша. А ты — иди! Не форси…

Миша. Ух, надоели! Что я — барышня?

(Миша и Дуняша уходят.)

Лидия. Какой славный мальчик!

Терентьев. У нас — сотни тысяч таких козырей. Недавно одного кулаки подстрелили, в правую сторону груди насквозь. В больницу его без сознания привезли, а пришёл в себя — первое слово: «Долго хворать буду?» Он, видите, к приёму на рабфак боится опоздать, — вот в чём штука! Молодёжь у нас отличной продукции. Конечно, есть и брак, так ведь «в семье не без урода», а семейка-то великовата!

Лидия. Сыро становится. Катя, ты не зайдёшь ко мне?

Арсеньева. Нет. В шесть утра еду в город, надо кое-что приготовить, там районная конференция учителей.

Терентьев. А мне пора к дому. Будьте здоровы!

Лидия. Доброй ночи. Ты — надолго?

Арсеньева. Дней на пять.

Терентьев. Вы, Катерина Ивановна, штучку эту разберёте мне?

Арсеньева. Да. Я уже сделала это.

Терентьев. Отлично!

(Арсеньева и Терентьев уходят.)

(Лидия села на скамью у террасы, вынула папиросу, но, изломав её, швырнула прочь.)

Сомов(через перила). Сыровато, ты бы шла домой.

Лидия. Принеси мне шаль.

(Идут Анна Сомова, Титова.)

Титова. Ведь они — как действуют? Тут у одного мужика, вдовца, дочь заболела…

Анна. Да, да, у Силантьева, знаю!

Титова. Так они её просто похитили и увезли — будто бы в санаторию…

Анна. Ужас!

Титова. Положим, она — комсомолка.

Анна. Полный произвол… Это вы, Лидия?

Лидия. Как видите — я.

Анна. Николай — дома?

(Сомов бросает шаль из окна.)

Титова. Здравствуйте, строжайший человек!

Сомов. Моё почтение.

Анна. Пойдёмте ко мне, сыграем.

Титова. С удовольствием. Чайком угостите?

Анна. Конечно, если горничная соблаговолит. Вы знаете, мы зависим от прислуги…

(Анна и Титова уходят.)

Сомов(жене). Иди сюда, упрямая! Сыро же! (Лидия идёт. Сомов — встречает её на террасе, обнял.) Ты была с Терентьевым и Арсеньевой? Добродушный мужик. Что он говорил?

Лидия. Так много, что половины я не поняла, а другую не помню. Там Дуняша и его племянница пели — «Потеряла я колечко», — смешные слова, но очень грустили песня.

Сомов. Глупая песня. А что такое эта Арсеньева — в конце концов?

Лидия. Она удивительно просто и веско говорит — «да!» И «нет» — тоже веско.

Сомов. Ну, это ты что-то из забытых пьес Ибсена! Скажи, ты не чувствуешь, что она плохо влияет на тебя?

Лидия. Плохо? Почему?

Сомов. Ну… Наводит грустные мысли — и вообще…

Лидия. Нет, я этого не чувствую. А грустные мысли… Вот зеркало наводит их на меня.

Сомов. Это — чепуха. Ты нисколько не изменилась, даже стала красивее.

Лидия. Спасибо! Но мне кажется, что «потеряла я колечко…»

Сомов. И это — чепуха. Я тебя люблю не меньше. Я очень люблю тебя.

Лидия. Я — не о любви, а о том колечке, которое связывает с жизнью…

Сомов. Ну, вот! Вот это — несомненно от Арсеньевой…

Лидия. Как… торопливо ты сказал, что очень любишь меня.

Сомов. Ох, ты опять впадаешь в этот твой новый тон! Знала бы ты, как это неуместно! Нет, тебя необходимо поскорее отправить за границу. Я думаю сделать это осенью…

Лидия. А я — хочу за границу?

Сомов. Это тебя развлечёт. Даже если и не хочешь — нужно ехать. Это удобнее.

Лидия. Для кого?

Сомов. Для тебя. Я же говорил тебе, что возможны крупные события. Это — между нами, и ты, пожалуйста, не откровенничай на эту тему с учительницей…

Лидия. А — на другие темы?

Сомов. Вообще я прошу тебя держаться с ней осторожно, особенно в тех случаях, если она начнёт что-нибудь выспрашивать. Она выспрашивает?

Лидия. Она рассказывает, выспрашиваю я.

Сомов. О чём?

Лидия. О пионерах, комсомольцах, о ликвидации безграмотности…

Сомов. Тебе это интересно?

Лидия. Я не понимаю — какие радости находит в этом молодая, красивая женщина? Арсеньева — находит.

Сомов. Это — радость нищих духом, Лида.

Лидия. А я — не нищая?

Сомов. Что за вопрос? Конечно — нет!

Лидия. Приятно знать. Но — каким скучным голосом сказал ты это!

Сомов. Оставь этот… нелепый тон!

Анна(из комнат). Коля, ты не помнишь кличку собаки вице-губернатора?..

Сомов. Что такое?

Анна (входит). Ах, прости! Как ты кричишь! Я забыла кличку собаки Туманова, которую ты так любил.

Сомов. Джальма! Джальма…

Анна. Мерси. Вы, кажется, ссоритесь?

Сомов. Ничуть. С чего ты взяла?

Анна. Очень рада, если ошибаюсь. Вы оба так нервничаете последнее время. Это — нездорово. (Ушла.)

(Сомов сердито закуривает.)

Лидия. Продолжай.

Сомов. Да. Так вот — неизбежны крупные события…

Лидия. Война?

Сомов. Может быть…

Лидия. И — снова революция?

Сомов. Почему — революция? Переворот, хочешь ты сказать…

Лидия. Ну да, — революция назад. Контрреволюция?

Сомов. Это пустое слово — контрреволюция. Я говорил тебе: жизнь — борьба за власть… за прогресс, культуру…

Лидия. Да, да, я помню. Ты говорил это, когда мы были близки…

Сомов. Не выдумывай! Ты мне всё так же близка.

Лидия. В спальне.

Сомов. Ты хочешь понять меня?

Лидия. О, давно хочу!

Сомов. Ну, так — пойми! Рабочие захватили власть, но — они не умеют хозяйничать. Их партия разваливается, массы не понимают её задач, крестьянство — против рабочих. Вообще — диктатура рабочих, социализм — это фантастика, иллюзии, — иллюзии, которые невольно работой нашей поддерживаем мы, интеллигенты. Мы — единственная сила, которая умеет, может работать и должна строить государство по-европейски, — могучее, промышленное государство на основах вековой культуры. Ты — слушаешь?