Том 18. Лорд Долиш и другие - [12]

Увидев их, Натти завизжал бы и понесся к дому. Билл не шелохнулся. На пчел он смотрел с интересом.

— Вот, помогите мне, мистер Чалмерс, — сказала Элизабет, — у вас руки сильнее. Держите ее крепко.

— Держу.

— И резко встряхните раза два. Они осыпятся.

— Я бы тоже осыпался на их месте, — добродушно сказал гость.

Элизабет ощутила, что туз своего дела не сделал. Гость встряхивал стенку быстрее, лучше, чем она сама, — да, сильнее руки. Пчелы посыпались дождем, несколько удивляясь, и устремились к знакомому летку.

Гость проводил их приветливым взглядом.

— Вечно думаю, — сказал он, — почему они на нас не кинутся. Видимо, не связывают причин и следствий. А вообще-то работа хитрая, если не привык. В первый раз я зажмурился и стал гадать, кремируют ли меня.

— В первый раз? — вскричала Элизабет. — Значит, вы это делали?

Голос у нее задрожал.

— Делал? Ну, конечно. Тысячу раз. Я провел целый год на пасеке.

Слова эти подействовали на Элизабет так, словно в ней что-то взорвалось. Неприязнь разлетелась, как снаряд. И она еще не хотела, чтобы этот дивный человек жил на ферме! Стыдилась стирки, стряпни… Да как же это! Пусть живет здесь сколько ему угодно.

— Вы разводили пчел?

— Нет, денег не хватило. Понимаете…

— Еще бы! Деньги, они такие.

— Нашел другое дело.

— Какое?

— Я — секретарь в клубе.

— Лондонском, конечно?

— Да.

— А хотели бы разводить пчел?

— Хотел бы. В Лондоне хорошо, но я больше люблю деревню. Мне бы ферму, большую, вроде ранчо, далеко от города…

Он осекся. Не в первый раз он забывал, как все изменилось. Можно ли рассказывать жалобные истории, когда ему под силу купить десятки ферм? Трудно привыкнуть к миллиону.

— И я бы хотела, — сказала Элизабет. Еще ни разу ей не встречалась родственная душа. Натти не испытывал склонности к буколике. — Завела бы ферму, а летом привозила бы туда побольше детей.

— Они там всё не переломают?

— Бог с ними. Починю, а если сломали всё — куплю другое. — Она засмеялась. — Это не так уж фантастично. Я чуть не получила… — Она осеклась, но о чем не расскажешь тому, кто любит пчел? — Дядя хотел завещать мне очень много денег. Но один плохой человек, лорд Долиш — вы его не знаете? — как-то его обкрутил…

Она взглянула на гостя, и ее тронул его вид. Какой добрый, однако…

— Не знаю уж, как, — продолжала она, — козни какие-нибудь. Дядя был не очень доверчивый, скажем — просто упрямый. Но этот лорд что-то сделал, а потом… — Глаза ее сверкнули гневом, — посмел предложить мне половину. Я думаю, совесть успокаивал. Конечно, я отказалась.

— Но… почему?

— А как же иначе! Разве можно принять подачку от подлеца?

— Почему же подачку?

— Что же еще? Ладно, хватит о нем. Я сержусь, не надо портить такой хороший день.

Билл вздохнул и спросил:

— Зачем вы открыли улей? Хотите взглянуть на царицу? Элизабет покраснела, но ответила прямо, как пчеловод — пчеловоду:

— Нет, мистер Чалмерс. Я хотела, чтобы вы уронили стенку и вас покусали пчелы. С братом так и было. Понимаете, я огорчилась, что вы к нам приехали. Теперь мне очень стыдно. Останьтесь, пожалуйста.

— Господи! Если я мешаю…

— Ни в коем случае.

— Но вы же сказали…

— Да всё же изменилось! Я думала, вы — бездельник. Оставайтесь, вы нас спасете — и меня, и брата. Тут нет ни медуз, ни комаров, я все выдумала! А если и есть, Бог с ними! Вы играете в гольф?

— Да.

— Здесь есть поле. Какой у вас гандикап?

— Плюс два.

— И у меня тоже.

— Не может быть!

— Может-может. Мы с вами, мистер Чалмерс, — родственные души.

— И все-таки, если я мешаю…

— Вы помогаете. Вот, помогите убрать посуду.

— С большим удовольствием! — вскричал лорд Долиш.

10

Клару Фенвик удивляло поведение Дадли Пикеринга. Она не сомневалась, что наутро он снова предложит ей руку, сердце и автомобили. Но время шло, а он молчал. Вернее, он охотно говорил о карбюраторах, но не о любви и не о браке.

Она обижалась, как обижается хозяйка, которая все прибрала, украсила, а гости не идут. К объяснению она подготовилась; но плохо знала Пикеринга.

Он был застенчив и осторожен. В ресторане, каким-то чудом, и то и другое исчезло. Быть может, подействовал «Сон Психеи». Как бы то ни было, он едва не сделал предложение, а ночью, в постели, благодарил судьбу. В частной жизни он не любил определенности. Приняв приглашение на обед, он долго угрызался. Словом, на следующие дни после ресторана светоч любви еле-еле тлел, словно иссякло масло. Иногда он мечтал о браке, расплывчатом, абстрактном, но не о хорах, служках, епископах, а уж тем более — не о живой женщине. Этого он боялся так, что с криком вскакивал ночью. Клара худо-бедно тронула его, но автомобили он любил больше.

Так обстояли дела, когда леди Уэзерби, оттанцевав три месяца без перерыва, решила отдохнуть в Брукпорте вместе с Алджи, Юстесом, Кларой и мистером Пикерингом. Дом был большой, но ей хватало этих друзей. Ждали только Роско Шерифа, пресс-агента.

Места ей попались прекрасные. Сквозь кущи деревьев дом глядел с холма на бухту. На склонах располагались лужайки и аллеи, уставленные скамейками. Однако на Пикеринга все это производило не большее впечатление, чем газовый завод. Гуляя по лужайкам, сидя на скамейках, он рассказывал Кларе о смазочных маслах. Иногда ей казалось, что тридцать миллионов не стоят того, чтобы ударить его как следует по крупной лысоватой голове.