Том 15. На Рио-де-Ла-Плате - [49]

Я подождал еще немного, а потом снова спустился в сад. По пути я наткнулся на Монтесо и поведал ему о небольшой интермедии[89], слово в слово повторив услышанное.

— Это встревожило вас? — спросил он.

— Конечно, сеньор, согласитесь, что это очень странно!

— Да? Я не нахожу.

— Но они говорили о риске!

— Покупка лошадей всегда связана с риском.

— Но они ведь считают, что дело осложнилось из-за того, что вы совладелец эстансии.

— Это потому, наверное, что они думают, что я, как опытный йербатеро, назначу более высокую цену, чем мой брат.

— А я считаю, что их слова надо истолковать совершенно иначе. Не мог ли мнимый комиссар опять приложить руку к этому?

— Хотел бы я знать как! Однако вы все видите в черном цвете. Стоило пробудиться вашей недоверчивости, как ничто, кажется, не может ее успокоить. Теперь в самых простых вещах вам мерещится опасность. Ваши подозрения необоснованны. Поверьте мне! Вот идет моя невестка с дочерью и офицером. Я прошу вас, не смущайте их простые души своими подозрениями!

Монтесо был одет не так, как накануне вечером. Мы хотели совершить прогулку верхом, и потому он выбрал свой старый костюм. Разве что сапоги служили намеком на то, что он хозяин эстансии.

Поскольку никто из нас не выказывал симпатии к офицеру, то завтрак прошел почти молча. Единственный короткий разговор свелся к напоминанию, что Монтесо сейчас покажет покупателю табуны, а я буду сопровождать его.

Лицо лейтенанта нравилось мне сегодня еще меньше вчерашнего. Прежде чем мы тронулись в путь, я зашел в свою комнату. Я не хотел встречать опасность безоружным. Ружье я, конечно, не мог взять с собой. Нож или, точнее, два ножа были у меня за поясом. Они не бросались в глаза, в этой стране каждый непременно носит с собой нож. К ножам я добавил оба своих револьвера, но их я решил припрятать. Я поднял голенища сапог и, дважды скатав их, сунул в отвороты по пистолету, там они лежали теперь, как в тайнике. Потом я спустился на наружный двор, где наготове стояли лошади.

Кавалеристы уже сидели верхом. В этом не было ничего странного, поскольку им приходилось сопровождать своего офицера. Но одного из них не было видно. К сожалению, этому важному обстоятельству я не придал тогда никакого значения. Позже выяснилось, что этого человека выслали вперед, чтобы подготовить сеть, в которую мы должны были попасть.

Мы тронулись в путь. Впереди ехали Монтесо, лейтенант и я, позади нас солдаты. Теперь я получил повод удивиться: сколькими же стадами владели оба брата! Частью стада находились на больших выгонах, отделенных друг от друга изгородями, частью резвились на открытых просторах под присмотром гаучо и пеонов.

Офицер объяснил, что выберет животных, лишь осмотрев все табуны. Итак, мы ехали от одного пастбища к другому, все больше удаляясь от эстансии. Я был начеку. Монтесо заметил это и, улучив момент, когда его слова не могли услышать другие, задержал свою лошадь рядом с моей и спросил:

— Вы все еще встревожены, сеньор?

— Да.

— Солдаты ничем нам не смогут навредить, даже если на самом деле замышляют что-то недоброе. Достаточно мне свистнуть, и все мои гаучо ринутся ко мне на помощь!

— Это единственное, что меня успокаивает.

— Так отбросьте свой страх!

— Страх? Вот еще!

К нам подъехал лейтенант. Монтесо сказал нам, что мы достигли загона, где находились лучшие, самые норовистые из его лошадей. Изгородь здесь была плотнее и выше, чем где-либо. Вход сюда прикрывали крепкие деревянные ворота; их пришлось отодвинуть, чтобы попасть внутрь.

Тут мы увидели лошадей, еще не объезженных, ни у одной не было отметин от шпор. Среди них были отличные экземпляры; и все же ни одну из этих лошадей я бы не променял на свою гнедую. Вообще, я заметил, что лейтенант уделял моей лошади особое внимание, что было мне неприятно. Он заявил, что не может здесь ничего купить, потому что лошади слишком дикие и не годятся для эскадрона. Итак, мы покинули и это пастбище, лежавшее, пожалуй, в часе езды от эстансии. Несколько гаучо проводили нас к выходу. Мы выехали на открытое место и поскакали вдоль изгороди из кактусов, направляясь к последнему табуну. Нам надо было обогнуть угол изгороди. Едва мы намеревались это сделать, как я увидел кавалериста, приближавшегося к нам с другой стороны.

— Стой! — крикнул я. — На месте!

Но тут лейтенант так хлестнул мою лошадь плеткой, что та вырвалась вперед на несколько корпусов. Прежде чем я смог ее остановить, нас окружило никак не меньше полусотни всадников, ринувшихся из-за изгороди. Все они были в той же самой, описанной мной форме или, вернее, одежде, какую носили спутники лейтенанта. Дерзкие оборванцы, которых можно было принять скорее за разбойников, чем за солдат.

Они поджидали нас за оградой из кактусов. Солдат, чье отсутствие я заметил, уехал, чтобы известить их, когда мы прибудем, теперь это было ясно.

Они обступили нас, вплотную наши лошади едва могли двигаться. Поэтому я крикнул:

— Что это значит? Назад!

— Вы у нас в плену! — ответил их главарь.

— Почему?

— Вы узнаете об этом.

— Тогда хоть расступитесь, чтобы можно было разговаривать! Посторонитесь!

Я поднял лошадь на дыбы и пятками ударил ее по бокам. Животное взвилось вверх, и я резко развернул его вполоборота. Затем, опустившись на передние ноги, лошадь быстро лягнула задними, освобождая мне путь, ведь всадники, стоявшие рядом со мной, расступились.