Том 15. На Рио-де-Ла-Плате - [48]

— Пустяки, на эстансии может разместиться гораздо больше народу, и это вовсе нас не стеснит. Разрешите, я займусь этим!

Он вышел, а лейтенанту пришлось сесть за стол и разделить с нами трапезу. Он старался держаться учтиво. И все же он мне не нравился. В чем была причина, я и сам не знал. Он был старше, гораздо старше, чем подобает лейтенанту; пожалуй, ему перевалило за сорок. Но причина моей антипатии была все же не в этом. Все его лицо, вплоть до самых щек, заросло окладистой бородой, густые брови срослись на переносице. Взгляд был колючим, как он ни старался его смягчить. Его форма напоминала мундир зуава[88] и изготовлена была из грубых тканей. Мне казалось, что незнакомец был не похож на офицера, хотя, может быть, только потому, что я не знал здешнюю жизнь и все измерял мерками строгой, так называемой «молодцеватой» выправки немецких офицеров.

Однако он произвел похожее впечатление и на остальных. Беседа застопорилась. Хотя лейтенант изо всех сил старался понравиться нам, это у него не получалось. Внезапно нас охватила какая-то скованность.

Свои слова он адресовал в основном мне. Казалось, именно я интересовал его больше всего. Он расспрашивал о моей родине, о тамошней обстановке, и его вопросы были глупы. Человек этот был в высшей степени невеждой. Но если я обращался к нему с назидательной репликой, то он, сверкнув своими темными глазами, так поглядывал на меня, словно я совершил смертный грех. Вовсе не удивительно, что беседа в конце концов увяла. Да и вся атмосфера радости, царившая этим вечером, померкла из-за нашего гостя.

Он, пожалуй, почувствовал это, ибо поднялся и попросил разрешения удалиться, сославшись на то, что очень утомлен. Казалось, он вообще не понимал, какую бестактность допускает. Но был наказан за нее: сеньора лишь холодно кивнула ему на прощание, а Монтесо позвонил пеону и приказал ему отвести лейтенанта в его комнату.

Когда он ушел, все облегченно вздохнули. Однако лишь после некоторой паузы йербатеро спросил меня:

— Ну, сеньор, как вам нравится наша кавалерия?

— Этот лейтенант — типичный ее представитель?

— Слава Богу, нет. Я не понимаю, как подобного человека можно направить для покупки новых лошадей. У меня нет желания торговаться с ним. Скорее всего, я заломлю такую цену, что он сразу же уедет отсюда.

— Тебе надо было бы сделать это до того, как он уселся за стол, — улыбнулась дама. — Давайте забудем это недоразумение и снова станем веселы как прежде.

Так мы и сделали. Мы просидели до полуночи, признавшись напоследок друг другу, что нам давно не выпадало такого чудного вечера. Монтесо взял обеих дам за руки, а я подал руку сеньоре, и мы еще с четверть часа гуляли в саду. Затем йербатеро отвел меня в мою комнату.

Утром я услышал, что в саду снова собираются пить шоколад, и спустился туда. Вероятно, я пробудился раньше всех и потому никого не застал в беседке, хотя на столе уже стояла посуда. Тогда я прошелся в самый конец сада. Там виднелось несколько ступенек, которые вели в небольшую беседку, расположенную на уровне верхнего края стены, что огораживала сад. Оттуда можно было выглянуть за ограду, посмотреть на раскинувшиеся вокруг пастбища и бродившие по ним стада. Я поднялся по ступеням, уселся наверху и окинул взором совершенно неромантический пейзаж. Я провел там всего две или три минуты, как вдруг услышал шаги в саду, они приближались к моему убежищу. Беседка густо заросла зеленью, поэтому меня не было видно; я же, выглянув в просветы между листвой, увидел двух грязных, бородатых парней, стоявших неподалеку и очень оживленно беседовавших между собой. Они были одеты в красные чирипы и пончо в красную и синюю полоску, на головах у них виднелись красные шапки, а на ногах — сапоги без подметок, но с крупными колесиками на шпорах.

Конечно же, это были двое из тех пятерых кавалеристов, что приехали вместе с лейтенантом. Мне не слышно было, о чем они говорили, поскольку они переговаривались вполголоса. Они не спеша подошли к моему убежищу и стали подниматься по ступенькам. В пылу беседы они на несколько мгновений остановились. Я уже мог расслышать слова одного из них:

— Да робеть-то зачем, мы ведь ничуть не рискуем.

— Я знаю это не хуже тебя, мне даже в голову не приходит бояться. Я только одно хотел сказать: что дело потруднее, чем мы думали.

— Все из-за этой перемены, случившейся с йербатеро?

— Да. Кто бы мог предположить, что он брат и компаньон хозяина эстансии! Потому все меняется. Покупка лошадей…

Он испуганно замер: в этот момент они вошли в беседку и увидели меня. Их загорелые обветренные лица стали еще темнее, потому что они покраснели.

— Простите! — выдавил один из них. — Мы не знали, что здесь кто-то есть, сеньор.

Я ответил им резким взглядом, это еще больше их смутило, они повернулись и пошли.

— Черт возьми! — снова услышал я. — Кто мог предположить, что этот…

Дальше я не мог ничего разобрать, поскольку они очень быстро удалились. То, что я услышал, заставило меня серьезно призадуматься. Они не сказали, собственно, ничего настораживающего; но тревога у меня все-таки появилась. Было такое ощущение, словно нам или, по крайней мере, мне грозит какая-то опасность.