Том 15. На Рио-де-Ла-Плате - [42]

Итак, поговорили, поели, поплясали, что еще оставалось сделать?.. сыграть в карты. Вскоре все они, муженьки и женушки, уселись за карты. Я не стал участвовать в игре, что вызвало недоумение. Некоторое время я оставался зрителем, но когда дьявол, правящий игрой, постепенно выпустил свои когти и из уст, коим полагалось произносить исключительно одни любезности, стали доноситься проклятия, я тайком прокрался к выходу. Немецкий скат — это одно, южноамериканское фуэго — совершенно иное. Азарт уродует лица игрока, будь он и мужчиной, а уж тем более лицо женщины. Тертулья для меня таким образом закончилась, и я не могу сказать, что остался в восторге от нее.

В прихожей сидели пеоны и тоже играли в карты. Мое появление ничуть не смутило их.

Я не запирал свою комнату, чтобы в мое отсутствие слуги могли войти туда. Луна светила ярко и прямо в окно, поэтому другого освещения не требовалось. Я убедился, что окно по-прежнему было заперто. Но не заглянул под кровать. Я бы не преминул это сделать, но за мое здоровье так усердно пили, мне пришлось столько раз чокаться с гостями, что крепкое фабричное вино утомило меня, а натурального вина здесь не было. Я задвинул засов и, как только улегся, тотчас погрузился в глубокий сон.

Жизнь в прериях настолько натренировала все мои чувства, что они служили мне даже в глубоком забытье. На этот раз мне снилось, что я лежу в лесу и ко мне крадутся индейцы. Один из них подошел и замахнулся, собираясь заколоть меня. Я стал защищаться, вскочил — и проснулся и сел на кровати, причем, наверное, довольно резко.

Лунный свет по-прежнему заливал комнату, лишь возле двери было что-то темно. Мне показалось, что там стоит человек.

— Кто тут? — спросил я.

Не получив никакого ответа, но услышав тихий скрип, я спрыгнул с кровати и бросился к двери. Она была закрыта, и я подумал, что, скорее всего, мне показалось, что там кто-то есть. Я снова улегся и проспал до утра.

Когда я поднялся и, умывшись, хотел выйти из комнаты, то, к своему удивлению, заметил, что засов уже отодвинут.

Я был уверен, что вечером запер дверь и во время ночного пробуждения не открывал ее. Почему же она была открыта?

Я осматривал залитую светом комнату, но не увидел нигде ни следа, оставленного визитером. Из моей одежды и вещей, из содержимого моих карманов ничего не пропало. Оружие тоже было в полном порядке. На полу я заметил обрывок красной шелковой нитки, оставленной здесь словно после шитья.

Была ли эта нитка здесь вчера? Вполне возможно! Пожалуй, я все-таки отодвинул ночью засов, открыл дверь и выглянул наружу. Потом забыл ее запереть.

Я успокоился: ведь у меня ничего не пропало, и я направился в столовую, где вся семья уже сидела за шоколадом.

После завтрака дама удалилась, а оба мужчины возобновили вчерашний разговор. Они, казалось, были уверены, что я передумал, но им пришлось убедиться в обратном. Они прибегали к всевозможным доводам и возражениям, но не произвели на меня ни малейшего впечатления. Мне было совершенно безразлично, кто сегодня является президентом Восточного берега и кто будет им завтра или же через год, и мне вообще не приходило в голову ввязываться в авантюру ради чужих политических интересов.

Разочарование обоих было велико. Их лица помрачнели, а поведение стало сдержаннее.

— Ладно, раз вы так упорствуете, мы не смеем вас принуждать, — с трудом сдерживаясь, сказал напоследок старший Риксио. — Надеюсь, вы хотя бы сдержите уже данное вами слово и до поры до времени не передадите нашим врагам содержание нашей беседы?

— Я не скажу об этом вообще ни одному человеку.

— Сколько еще вы намерены пробыть в стране?

— Я пересеку ее и не собираюсь где-либо задерживаться. Вы лучше меня знакомы со здешними расстояниями и, стало быть, понимаете, что через несколько дней я покину пределы страны.

— Так будет лучше для вас. Ваше сходство с Латорре может причинить вам массу неприятностей. В ваших же собственных интересах нигде не останавливаться.

— Я последую вашему дружескому совету немедленно и отправлюсь в путь.

Под конец он говорил почти с ненавистью. Конечно, это меня раздосадовало. Поэтому я сразу повернулся к двери.

— Как хотите, сеньор, — крикнул он мне вдогонку. — Мы вовсе не подразумевали, что ваш отъезд необходим. Мой дом в вашем распоряжении, и можете оставаться здесь сколько вам заблагорассудится. Впрочем, уже решено, что мой сын поедет вместе с вами.

— Тогда я попрошу его поторопиться со сборами. Через полчаса я оставлю Сан-Хосе.

— Мне не удастся так скоро уехать, — пояснил офицер. — Я смогу отправиться в путь только после обеда.

Это была всего лишь отговорка. Я сказал, что не смогу столько ждать, и направился в конюшню. Потом я попрощался с семьей, которая так радушно приняла меня и так холодно проводила. Как водится, чаевых мне пришлось выложить больше, чем получить удовольствия.

На почтовой станции я нашел йербатеро, ожидавших меня. Монтесо сразу сообщил мне, едва я вошел:

— Сеньор, вы были правы: полицейский комиссар не поехал в Монтевидео. Вчера вечером он слонялся по двору, а когда увидел меня, то живо убрался отсюда. Он что-то замышлял.