Том 13. Стихотворения - [10]

В ком род людской явил свой пламенный восход нам,

Опять, как искони, орудьем рок берет

Чудовищ и зверей невиданных пород

О Франция моя, ты ль покоришься? Ты ли

Согнешься? Никогда! Конечно, заслужили

Мы участь горькую — врагу попасться в пасть!

Но горше будет нам, коль скажут: «Мнили пасть,

Как некогда Мемфис, Солим, Афины, Троя, —

В громах и молниях эпического боя!

И — чувствуют себя среди могильной тьмы

Немыми жертвами насилия, чумы,

Разбоя, голода, — бессмысленны и тупы!»

Мы ждали грозных львов, а оказались — трупы!

" О, что за жуть! Народ — палач народа-брата! "

О, что за жуть! Народ — палач народа-брата!

А нашего родства издревле узы святы!

Из чрева одного мы вышли, и слита

Ты с Галлией была в давнишние лета,

Германия! Деля и радости и беды,

Как братья мы росли — и в том была победа.

Росли мы дружною, счастливою четой,

И Каин Авеля не донимал враждой.

Велик был наш народ, и Тацит не впустую

Сказал о нас и вас, германцы, повествуя:

«Они горды. У них лишь женщина скорбит,

Мужчина ж — учится не забывать обид».

Чуть Рим орлов своих вносил в наш край, бывало,

Клич вендов боевой подхватывали галлы,

И консул погибал, сражен ударом в тыл,

И к Ирменсулу Тевт на помощь приходил.

Опору верную в столетьях пронесли мы —

Удар меча и взмах крыла неукротимый.

Пред алтарем одним, во глубине лесов,

Распластывались ниц, услыша тайный зов,

Бретонцы нантские и кельнские тевтоны.

Когда сквозь мрак неслась валькирия смятенно,

Одну и ту ж звезду, что на ее груди,

Наш Бренн и Герман ваш видали впереди.

Высокомерье сбавь, германец, и взгляни-ка

На дальний небосвод! Покуда в галла дико

Ты всаживаешь нож, победой опьянен,

Покуда топчешь ты и право и закон,

Венчаясь лаврами отпетого бандита, —

Там наши пращуры посмертной дружбой слиты.

ПОСЛАНИЕ ГРАНТА

Как! Провозвестница невиданной весны,

Ты, кем Франклин, и Пени, и Фультон рождены,

Страна, где воссиял свободы свет когда-то,

Приветствия шлешь тьме? С бесстыдством ренегата

Благословляешь ты немецкую картечь

И в ризы белые пытаешься облечь

Чернейшие дела, отступница свободы!

Зачем же некогда фрегат французский воды

Атлантики рассек и храбрый Лафайет

На помощь поспешил к повстанцам в Новый Свет?

Ты, факел погасив, во тьме провозгласила:

«Кулак — вот божество! Всего превыше — сила!

Мы отменяем всю историю земли.

Растоптанный прогресс пусть корчится в пыли!

Мы перл создания: народом-эгоистом

Нам подобает быть. Меж чистым и нечистым

Нет грани никакой, и кто силен, тот прав,

Свободу, долг, закон и истину поправ.

Пусть, прусским кованым примята сапожищем,

Стенает Франция над горьким пепелищем.

Все выбросить пора: Вольтера и Христа…

Пусть правит солдафон ударами хлыста!»

О ты, чей эшафот своей зловещей тенью

Затмил Америку, обрек ее крушенью,

Джон Браун, мученик, веревку палача

Сорви с себя, воспрянь и отхлещи сплеча

Того, кто, сея зло измен и преступлений,

Навеки заклеймен проклятьем поколений!

Да! Франция пришла Америку спасти:

Свой обнажила меч и вольность обрести

Ей братски помогла в суровую годину.

Америка же ей кинжал вонзила в спину!

Допустим, что дикарь, издав победный клич,

Скальпировал врага, подбитого как дичь,

И, человечины дымящейся отведав,

Пред прусским королем, главой всех людоедов,

Простерся ниц; его я оправдать готов:

У них один закон — закон глухих лесов.

Когда же человек, в котором воплощенье

Мы видим истинно гуманного правленья,

Который озарен сиянием лучей

Америки — страны прославленной своей,

На брюхе ползает пред скипетром державным,

Пятная Новый Свет деянием бесславным;

Великий свой народ постыдно предает

И Франции в лицо бессовестно плюет;

Когда он делает народ свой сопричастным

Победам мерзостным и торжествам ужасным;

Когда — убийцам друг и честным людям враг —

Он втаптывает в грязь свободы гордый флаг;

Когда Америку он делает блудницей;

Когда она, склонясь пред гнусной колесницей,

Целует сапоги злодея-короля, —

То содрогается от ужаса земля!

Встревожены в гробах борцов великих тени:

Костюшко гонит рой чудовищных видений;

Волнуется Спартак, и стонет Джефферсон;

Линкольн сегодня вновь злодейски умерщвлен!

Америка! К твоей я совести взываю!

Я тяжко оскорблен. Я плачу, я рыдаю…

Я слишком горячо любил тебя всегда.

Светила миру ты, как юная звезда, —

Нет, не одна звезда, а целое созвездье!

Поруган звездный флаг! Он требует возмездья!

Когда-то Вашингтон пустил коня в галоп,

И где он проскакал, там искр блестящих сноп

Взметнулся до небес; на знамя искры пали,

И вот — тринадцать звезд над миром засверкали!

Теперь, увы, их свет почти совсем померк…

Проклятье же тому, кто вероломно вверг

Народ Америки в пучину дел позорных

И знамя превратил в созвездье пятен черных!

ПУШКЕ «ВИКТОР ГЮГО»

Внимай. Придет пора — твое услышу слово.

Орудие! Гроза! Боев герой суровый!

Дракон неистовый, чей раскаленный рот

Однажды пламенем и грохотом рванет!

Громада грузная, отлитая из молний, —

Слепую смерть пошли и строгий долг исполни:

Мой город охрани. Вот мой завет тебе!

В братоубийственной безмолвствуя борьбе,

С родного рубежа — рычи! Вчера из горна

Ты вышло, гордое, сверкая непокорно.

«Красавец!» — женщины тебе шептали вслед.

Тевтоны под стеной. Из блеска их побед

Ползет позор. Париж, великий брат свободы,

Князьям грозит призвать в свидетели народы.