Том 11. Монти Бодкин и другие - [176]

— Не пыхти ты, как дельфин на суше, — сурово сказал он. — Мы должны убраться отсюда до того, как они начнут все прочесывать. Ну-ка, помоги мне перебраться через забор.

Монти подсадил Лльюэлина, и тот уселся на заборе как Шалтай-Болтай. Несмотря на спешку, он не смог удержаться от замечаний в адрес Отто Фланнери.

— Не понимаю, — сказал он. — Просто не понимаю. Отто был умным, дельным человеком. И что же? Он не предпринял элементарных мер безопасности. Наверное, это все Глория. Она очень экономна. Я так и слышу: «Отто, зачем тебе тратить деньги? Ты и так совершенно выложился с этим клубом, а тут еще отстегивай целой ораве легавых, которые и так не мрут с голоду! Может, они никогда и не заглянут, вот и сиди тихо». И этот дурак позволил себя уговорить. Со мной она всегда была такая. Ворчала над каждым долларом, который я отдавал, чтобы поладить с нужными людьми. Помню, как-то раз…

В этот момент Лльюэлин внезапно потерял равновесие (не надо размахивать руками, когда говоришь о третьей жене) и упал с забора на улицу. Беспокойство компаньонов быстро рассеял бодрый голос, который объявил, что, за исключением небольшого синяка, все в порядке, и он ждет их в машине в соседнем переулке.

Когда Монти уже собирался помочь Санди взобраться на забор, он услышал шаги со стороны черного хода, и сердце его сделало такой прыжок, которым прославился Нижинский.[119] Случилось так, что это была его первая встреча с полицией, и он немного нервничал.

Каково же было его облегчение, когда в незнакомце он распознал старого доброго Чизера!

— Чизер! — радостно крикнул он.

— А, это ты, Бодкин. Так я и думал.

— Мы как раз собирались перебраться на ту сторону.

— И это я думал.

— Понаставили всяких заборов!

— Не без того.

— Господи, Чизер, как я тебе рад! Когда я услышал шаги, чуть в обморок не упал.

— Ты думал, это легавый?

— Да.

— А это он и есть.

Монти подумал, что шутка — не ахти какая, но из вежливости улыбнулся. Теперь, когда спешить некуда, ему захотелось поболтать.

— А ты в хорошей форме, Чизер.

— Спасибо.

— Немного поправился?

— На фунт, на два.

— Тебе идет.

— Спасибо.

— Что поделываешь?

— Да вот, служу в полиции.

— Что?!

— Рейды мы проводим в гражданской одежде. Ты арестован. Сюда, пожалуйста.

Монти, совершенно ошарашенный, пошел туда, куда указывал Чизер. Если старый добрый друг действительно из полиции, и если старый добрый дух школьного братства так мало значит для него, что он готов арестовать того, кто был с ним в одной команде по крикету, то делать нечего.

Санди, как свойственно всем женщинам, думала иначе. Она решила, что приглашение Чизера относится и к ней, но в отличие от Монти не собиралась безропотно подчиниться. Именно такие обстоятельства будят в девушках Жанну д'Арк или Боадицею.[120] Она оглядела мусорные бачки и, воспользовавшись тем, что Чизер стоял к ней спиной, ловким движением схватила один из них, а там — опрокинула его, как третья жена Лльюэлина опрокинула в свое время ведро воды, на голову ничего не подозревающего офицера.

Вряд ли можно было придумать что-то более действенное. Такое положение вещей не может длиться вечно, но на какое-то время констебль Чизхолм был выведен из строя. Санди мигом вспрыгнула на забор, к ней присоединился и Монти. Они спрыгнули на улицу и вихрем понеслись к машине.

Лльюэлин стоял у дверцы, покуривая сигару.

— Ну, наконец, — сказал он. — Что так долго?

Монти не ответил. Он не мог говорить. К нему пришла любовь. Конечно, она приходила к нему и раньше; например, в двенадцать лет он влюбился в актрису из пантомимы. Но, по сравнению с этим, все они были мимолетными увлечениями. Быть может, кто-нибудь мог бы не влюбиться в девушку, проявившую только что такие замечательные свойства, кто-нибудь — но не Монти Бодкин.

3

По дороге домой Санди заснула на заднем сиденье. Мистер Лльюэлин наконец вспомнил слова песни «Барни Гугл» и теперь напевал ее. У него был приятный баритон, может быть — немного нетвердый в верхнем регистре, и в любой другой момент Монти был бы рад его послушать, а то и, вспомнив слова и мелодию, подхватил бы припев. Но сейчас все его мысли были устремлены к девушке, которая спала, свернувшись, на заднем сиденье. Как, спрашивал он себя, мог он так долго оставаться слепым? Такой характер, такие таланты! Как мог он принять за братскую привязанность ту испепеляющую страсть, которую так хорошо изображала на экране миссис Лльюэлин в свою бытность пантерой?

Лльюэлин, закончив петь, проявил склонность к беседе. Монти обрисовал в общих чертах, что с ними случилось у черного хода, и Лльюэлин сурово осудил Чизера.

— Я поражен, — сказал он. — Куда катится мир, если люди не способны протянуть руку помощи бывшему школьному товарищу? Вот она, полиция! Священные узы исчезают, когда звучит голос сержанта. Но не будем тратить силы на такую низость. Лучше подумаем о нашем героическом недомерке. Какое проворство, Бодкин!

— Да.

— Какое присутствие духа!

— Да.

— Что было в баке?

— Бутылки.

— Наверное, этот трезвенник пожалел о том, что собирался сделать.

— Наверное.

— Она надела бак ему на голову?

— Да.

— Великолепно! Поразительно! Конечно, хорошо бы швырнуть в него пирожное, но нельзя же все сразу! Бодкин, ты должен на ней жениться!