Том 1. Вечерний звон - [47]

Флегонт с уважением поглядывал на одного довольно молодого рабочего — он тоже выступал на той знаменитой маевке, память о которой долго держалась среди мастеровых Питера.

Многое удивляло Флегонта в кружке и порождало в нем невольное уважение к его участникам. Все они были очень образованными людьми: некоторые из них, подружившись с Флегонтом, показывали ему свои библиотеки, состоявшие из сотен книг, приобретенных в течение долгих лет.

С тех пор Флегонт, часто отказывая себе в самом необходимом, стал покупать книги и гордиться ими.

В кружке обычно много спорили о вещах, почти незнакомых Флегонту.

Одна мысль не переставала терзать Флегонта: чего хотят от рабочих интеллигенты — руководители кружка?

«Чтение и образование, — думал он, слушая споры в кружке, — это хорошо, это правильно. Но когда же будет дело?»

Как-то после очередного занятия Флегонт обратился с этим вопросом к одному из интеллигентов, появление которых среди рабочих завода всегда обставлялось различными предосторожностями.

— Не пойму, — начал Флегонт, — чего вы добиваетесь?

— А чего бы вы хотели?

— Дела…

— Какого дела? — еще более удивившись, переспросил руководитель кружка.

— Полагаю, что дело у нас одно: поднять мастеровых и мужиков на революцию, — поддержал Флегонта Апостол.

— Правильно. — Руководитель кружка снисходительно улыбнулся. — Но чтобы поднять, как вы сказали, мужиков и рабочих на революцию, надо, чтобы самая сознательная часть массы обладала знаниями всех явлений жизни, и притом знаниями глубокими… Чтобы они могли все объяснить рабочему или крестьянину.

— Может быть, и так, — согласился Апостол, — но вот вы рассказывали нам о программе кружка. Тут и грамота обыкновенная, и политическая, и экономическая, и химия, и анатомия, и астрономия. Тут и Дарвин, тут и история всего человечества, и множество другого. Прошу прощенья, может, это и глупый вопрос, но как вы полагаете, сколько рабочему человеку потребуется времени, чтобы все это осилить?

— Программа рассчитана года на три, четыре, — все еще недоумевая, сказал руководитель кружка. Этот старик положительно ставил его в тупик своими несуразными вопросами.

— Стало быть, четыре года учиться, а уж потом и за дело, так я вас понял?

— А мы не спешим, время за нас.

— Вижу, что не спешите, — насмешливо заметил Апостол. — Не знаю, как и на кого работает время, но рабочему человеку нет времени ждать, когда мы станем профессорами, чтобы потом научить его, как драться за свободу.

Интеллигент снова пожал плечами: не мог же он признаться, что и сам был подвержен тем же сомнениям, что он и его товарищи в кружке, к которому он примыкал, тоже ощущали потребность в живом деле.

Но как взяться за широкое и живое дело, как связать политическое воспитание одиночек из мастеровых с работой среди тысяч, он не знал. Не знали этого и его друзья — марксисты — молодые, очень образованные люди.

Впрочем, и после этого разговора, который ничего не объяснил Флегонту, он не переставал быть самым исполнительным членом кружка.

4

Кабаки и чайные Флегонт обходил стороной, гулянками не интересовался. Все свободные часы отдавал чтению или поискам нужных книг. С большой натугой, ценой многих бессонных ночей он нагнал товарищей. Апостол начал поручать Флегонту сперва маленькие дела, касающиеся кружка, приучил его к осторожности, молчанию и ко всему, чего требовали условия тогдашнего подполья.

Флегонт подыскивал квартиры для занятий кружка или укромные места за городом, где рабочие могли свободно собираться, если позволяла погода. Таинственная и опасная сторона дела захватывала Флегонта, давала острую пищу уму и фантазии, развивала изобретательность, изворотливость, обостряла чувства. Влечение ко всяким предприятиям, связанным с опасностью, приключениями и риском, стало частью характера Флегонта, но не превратилось, как для иных, в самоцель.

Апостол искал для кружка руководителей покрупней размахом; такие были нужны и Флегонту. Он и не думал оставлять своих поисков «знающего человека».

Кружком по праву гордились социал-демократы, связанные с рабочими организациями на Шлиссельбургском тракте. Конспирация здесь была поставлена отлично, мастеровые посещали занятия аккуратно.

А Флегонт все еще не мог расстаться с мыслью о потерянном звене. Правда, к которой он стремился, была где-то рядом, но еще не давалась в руки. Тот человек не встречался ему; среди окружающих не было людей, которые могли бы ответить на главные вопросы, мучившие Флегонта.

Когда он начинал говорить о своем заветном с руководителем кружка, он плохо понимал его: Флегонт объяснялся не совсем ясно.

Флегонт много знал, но знания эти были отрывочными, а речь довольно корявой. Ему недоставало систематического образования, — он сознавал это и сам. Когда на тракте открылась вечерняя школа для рабочих, Флегонт был первым, записавшимся в нее. Заняв место на передней скамье, он стал самым прилежным учеником.

Он привык разговаривать на языке рабочих окраин, его понимали с полунамека, но деревня тянула его.

«В городе, — рассуждал Флегонт, — и без меня достаточно людей, которые могут повести за собой всех этих горемык, им только надо узнать то главное, чего еще никто не знает. Деревня нища людьми и нуждается в них куда больше, чем город».