Том 1. Стихотворения, 1939–1961 - [15]

Словно дым от чужой папиросы

Отводишь, слегка тряхнув рукой,

Они отводили иные вопросы.

Свято храня душевный покой.

Пуда соли я с ними не съел.

Пуд шашлыку — пожалуй! Не менее!

Покуда в легкости их рассмотрел

Соленое, словно слеза, унижение.

Оно было потное, как рубаха,

Сброшенная после пробежки длинной,

И складывалось из дисциплины и страха —

Половина на половину.

Унизились и прошли сквозь казармы.

Сквозь курсы — прошли. Сквозь чистки —

                                                                    прошли.

А прочие — сгинули, словно хазары.

И ветры их прах давно размели.

«В любой библиотеке есть читатели…»

В любой библиотеке есть читатели —

Сражений и героев почитатели.

Читающие только о войне.

А рядом с ними приходилось мне

Глядеть людей и старше и печальнее,

Войну таскавших на своем горбу.

Они стоят и слушают в молчании,

Как выбирает молодость судьбу.

«У Абрама, Исака и Якова…»

У Абрама, Исака и Якова

Сохранилось немногое от

Авраама,

Исаака,

Иакова —

Почитаемых всюду господ.

Уважают везде Авраама —

Прародителя и мудреца.

Обижают повсюду Абрама,

Как вредителя и подлеца.

Прославляют везде Исаака,

Возглашают со всех алтарей.

А с Исаком обходятся всяко

И пускают не дальше дверей.

С той поры, как боролся Иаков

С богом

                и победил его бог,

Стал он Яковом.

Этот Яков

Под любым зодиаком убог.

«Почему люди пьют водку?..»

Почему люди пьют водку?

Теплую, противную —

Полные стаканы

Пошлого запаха

И подлого вкуса?

Потому что она врывается в глотку,

Как добрый гуляка

В баптистскую молельню,

И сразу все становится лучше.

В год мы растем на 12 процентов

(Я говорю о валовой продукции.

Война замедляла рост производства).

Стакан водки дает побольше.

Все улучшается на 100 процентов.

Война не мешает росту производства,

И даже стальные протезы инвалидов

Становятся теплыми живыми ногами —

Всё — с одного стакана водки.

Почему люди держат собаку?

Шумную, нелепую, любящую мясо

Даже в эпоху карточной системы?

Почему в эпоху карточной системы

Они никогда не обидят собаку?

Потому что собака их не обидит,

Не выдаст, не донесет, не изменит,

Любое достоинство выше оценит,

Любой недостаток простит охотно

И в самую лихую годину

Лизнет языком колбасного цвета

Ваши бледные с горя щеки.

Почему люди приходят с работы,

Запирают двери на ключ и задвижку,

Бросают на стол телефонную трубку

И пять раз подряд, семь раз подряд,

Ночь напролет и еще один разок

Слушают стертую, полуглухую,

Черную, глупую патефонную пластинку?

Слова истерлись, их не расслышишь.

Музыка? Музыка еще не истерлась.

Целую ночь одна и та же.

Та, что надо. Другой — не надо.

Почему люди уплывают в море

На два километра, на три километра,

Хватит силы — на пять километров,

Ложатся на спину и ловят звезды

(Звезды падают в соседние волны)?

Потому что под ними добрая бездна.

Потому что над ними честное небо.

А берег далек — его не видно,

О береге можно забыть, не думать.

АМНИСТИРОВАННЫЙ

Шел человек по улице зеленой.

Угрюмый, грустный,

                           может быть — хмельной.

От всех — отдельный,

Зримо отделенный

От всех

Своей бедой или виной.

У нас — рубашки. У него рубаха.

Не наши туфли. Просто — башмаки.

И злые. И цепные, как собаки,

В его глазах метались огоньки.

Глаз не свожу я с этого лица:

А может — нету в мире виноватых?

И старый ватник — это просто — ватник.

Одёжа,

А не форма подлеца.

«Все скверное — раньше и прежде…»

Все скверное — раньше и прежде.

Хорошее — невдалеке.

Просторно мне в этой надежде,

Как в сшитом на рост пиджаке.

Мне в этой надежде привольно,

Как в поле, открытом для всех.

Не верится в долгие войны,

А верится в скорый успех.

«Я сегодня — шучу…»

Я сегодня — шучу.

Я своей судьбой — верчу.

Я беру ее за кубические,

Как у толстой вдовы, бока

И слова говорю комические,

Потому что — шучу. Пока.

— Вековуха моя, перестарок,

Будь довольна, что я — верчу.

Завтра я шутить перестану,

А пока — ничего. Шучу.

ЧЕЛОВЕК

Царь природы, венец творенья

Встал за сахаром для варенья.

За всеведением или бессмертием

Он бы в очередь эту не влез,

Но к вареньям куда безмерней

И значительней интерес.

Метафизикам не чета я,

И морали ему не читаю.

Человек должен сытно кушать

И чаи с вареньем пивать.

А потом про бессмертие слушать

И всезнаньем мозги забивать.

«Грехи и огрехи…»

Грехи и огрехи,

Враги и овраги

Не стоят чернила,

Не стоят бумаги,

Не стоит чернила

Все то, что чернило,

Все то, что моральный

Ущерб причинило.

Пишите-ка оды,

Где слово «народы»

Неточно рифмуют

Со словом «свободы».

Пишите баллады,

Где слово «победы»

Прекрасно рифмуют

Со словом «обеды».

Я ваши таланты

Весьма почитаю

И ваши баллады

Всегда прочитаю.

ЛЕНИНСКАЯ ЖИЛИЩНАЯ НОРМА

Должна быть мастерская,

А в мастерской —

Свет, чистота, покой.

Немыслимы, бессмысленны

Будущего контуры

Без отдельной комнаты.

Комната. Она

На каждого одна

Должна быть.

С врезанной в дверях

Сталью замка.

Звонок тоже необходим пока.

Хошь — затворяй.

Хошь — не затворяй.

Свой отдельный рай.

С людьми живешь и дышишь,

Но только не попишешь,

Не сотворишь в толпе.

И стих и человек

Не на людях творятся,

И надо затворяться

На это время.

«Ордена теперь никто не носит…»

Ордена теперь никто не носит.

Планки носят только дураки.

И они, наверно, скоро бросят,

Сберегая пиджаки.

В самом деле, никакая льгота

Этим тихим людям не дана,

Хоть война была четыре года,