Том 1. Сатиры и лирика. Стихотворения 1905-1916 - [15]

Ругаясь, скалывают дворники лихие.

Уже ко мне забрел сегодня «князь»,

Взял теплый шарф и лыжи беговые…

               — Весна, весна! — Пою, как бард:

               Несите зимний хлам в ломбард.

Сияет солнышко. Ей-богу, ничего!

Весенняя лазурь спугнула дым и копоть,

Мороз уже не щиплет никого,

Но многим нечего, как и зимою, лопать…

               Деревья ждут… Гниет вода,

               И пьяных больше, чем всегда.

Создатель мой! Спасибо за весну! —

Я думал, что она не возвратится,—

Но… дай сбежать в лесную тишину

От злобы дня, холеры и столицы!

               Весенний ветер за дверьми…

               В кого б влюбиться, черт возьми?

<1909>

КРЕЙЦЕРОВА СОНАТА >*

Квартирант сидит на чемодане

И задумчиво рассматривает пол.

Те же стулья, и кровать, и стол,

И такая же обивка на диване,

И такой же «бигус» на обед,—

Но на всем какой-то новый свет…

Блещут икры полной прачки Феклы.

Перегнулся сильный стан во двор.

Как нестройный, шаловливый хор,

Верещат намыленные стекла,

И заплаты голубых небес

Обещают тысячи чудес.

Квартирант сидит на чемодане.

Груды книжек покрывают пол.

Злые стекла свищут: эй, осел!

Квартирант копается в кармане,

Вынимает стертый четвертак,

Ключ, сургуч, копейку и пятак…

За окном стена в сырых узорах,

Сотни ржавых труб вонзились в высоту,

А в Крыму миндаль уже в цвету…

Вешний ветер закрутился в шторах

И не может выбраться никак.

Квартирант пропьет свой четвертак!

Так пропьет, что небу станет жарко.

Стекла вымыты. Опять тоска и тишь.

Фекла, Фекла, что же ты молчишь?

Будь хоть ты решительной и яркой:

Подойди, возьми его за чуб

И ожги огнем весенних губ…

Квартирант и Фекла на диване.

О, какой торжественный момент!

— Ты — народ, а я интеллигент,—

Говорит он ей среди лобзаний.

— Наконец-то, здесь, сейчас, вдвоем,

Я тебя, а ты меня — поймем…

<1909>

ОТЪЕЗД ПЕТЕРБУРЖЦА >*

Середина мая и деревья голы…

Словно Третья Дума делала весну!

В зеркало смотрю я, злой и невеселый,

Смазывая иодом щеку и десну.

Кожа облупилась, складочки и складки,

Из зрачков сочится скука многих лет.

Кто ты, худосочный, жиденький и гадкий?

Я?! О, нет, не надо, ради Бога, нет!

Злобно содрогаюсь в спазме эстетизма

И иду к корзине складывать багаж:

Белая жилетка, Бальмонт, шипр и клизма,

Желтые ботинки, Брюсов и бандаж.

Пусть мои враги томятся в Петербурге!

Еду, еду, еду — радостно и вдруг.

Ведь не догадались думские Ликурги

Запрещать на лето удирать на юг.

Синие кредитки вместо Синей Птицы

Унесут туда, где солнце, степь и тишь.

Слезы увлажняют редкие ресницы:

Солнце… Степь и солнце, вместо стен и крыш.

Был я богоборцем, был я мифотворцем

(Не забыть панаму, плащ, спермин и «код»),

Но сейчас мне ясно: только тошнотворцем,

Только тошнотворцем был я целый год…

Надо подписаться завтра на газеты,

Чтобы от культуры нашей не отстать,

Заказать плац-карту, починить штиблеты

(Сбегать к даме сердца можно нынче в пять).

К прачке и в ломбард, к дантисту-иноверцу,

К доктору — и прочь от берегов Невы!

В голове — надежды вспыхнувшего сердца,

В сердце — скептицизм усталой головы…

<1909>

ИСКАТЕЛЬ >* (Из дневника современника)

С горя я пошел к врачу.

Врач пенсне напялил на нос:

«Нервность. Слабость. Очень рано-с!

Ну-с, так я вам закачу

Гунияди-Янос».

Кровь ударила в виски:

Гунияди?! От вопросов,

От безверья, от тоски?!

Врач сказал: «Я — не философ.

До свиданья».

Я к философу пришел:

«Есть ли цель? Иль книги — ширмы?

Правда „школ“ — ведь правда фирмы?

Я живу, как темный вол.

Объясните!»

Заходил цветной халат

Парой Егеревских нижних:

«Здесь бессилен сам Сократ!

Вы — профан. Ищите ближних».

— Очень рад.

В переулке я поймал

Человека с ясным взглядом.

Я пошел тихонько рядом:

— Здравствуй, ближний… «Вы нахал!»

— Извините…

Я пришел домой в чаду,

Переполненный раздумьем.

Мысль играла в чехарду,

То с насмешкой, то с безумьем.

Пропаду!

Тихо входит няня в дверь.

Вот еще один философ:

«Что сидишь, как дикий зверь?

Плюнь, да веруй — без вопросов…»

— В Гунияди?

«Гу-ни-я-ди? Кто такой?

Не немецкий ли святой?

Для спасения души —

Все святые хороши…»

Вышла.

<1909>

«Все в штанах, скроенных одинаково…» >*

Это не было сходство, допустимое даже в лесу, — это было тожество, это было безумное превращение одного в двоих.

Л. Андреев. «Проклятие зверя»

Все в штанах, скроенных одинаково,

При усах, в пальто и в котелках,

Я похож на улице на всякого

И совсем теряюсь на углах.

Как бы мне не обменяться личностью:

Он войдет в меня, а я в него —

Я охвачен полной безразличностью

И боюсь решительно всего…

Проклинаю культуру! Срываю подтяжки!

Растопчу котелок! Растерзаю пиджак!!

Я завидую каждой отдельной букашке,

Я живу, как последний дурак!..

В лес! К озерам и девственным елям!

Буду лазить, как рысь, по шершавым стволам.

Надоело ходить по шаблонным панелям

И смотреть на подкрашенных дам!

Принесет мне ворона швейцарского сыра,

У заблудшей козы надою молока.

Если к вечеру станет прохладно и сыро,

Обложу себе мохом бока.

Там не будет газетных статей и отчетов.

Можно лечь под сосной и немножко повыть,

Иль украсть из дупла вкусно пахнущих сотов,

Или землю от скуки порыть…

А настанет зима — упираться не стану:

Буду голоден, сир, малокровен и гол —

И пойду к лейтенанту, к приятелю Глану:

У него даровая квартира и стол.

И скажу: «Лейтенант! Я — российский писатель,