Том 1. Повести. Театр. Драмы - [35]

Текла. Но ты же думаешь это?

Адольф вне себя. Не думал!

Текла. Но в сумме…

Адольф в бешенстве. Никакой суммы нет, потому что мы ничего не складывали. Когда делят неделимые числа, то в частном получается бесконечная дробь, говоря твоим языком. Я ничего не складывал!

Текла. Нет, но я могу произвести это сложение.

Адольф. Как тебе угодно, но я этого не делал.

Текла. Но ты хотел это сделать!

Адольф в изнеможении, закрыв глаза. Нет, нет и нет! Не говори со мной больше. Со мной сделается припадок. Молчи… Уйди от меня!.. Ты раздираешь своими грубыми клещами мой мозг, ты разрываешь своими когтями нить моих мыслей… впадает в обморок; взгляд блуждающий, большие пальцы подергиваются.

Текла нежно. Что с тобой? Ты болен? Адольф ее отталкивает. Адольф?

Адольф. Качает головой.

Текла. Сознайся, ты был неправ?

Адольф. Да, да, да, да, сознаюсь.

Текла. И ты просишь прощенья?

Адольф. Да, да, да, да, прошу!.. Только не говори со мной.

Текла. Поцелуй мою руку.

Адольф. Целую. Только ни слова больше!

Текла. Ну, а теперь тебе надо пройтись немного, освежиться перед обедом.

Адольф. Да, правда. А потом мы укладываемся и уезжаем!

Текла. Нет!

Адольф встает. Почему? У тебя есть какая-нибудь причина?

Текла. Я обещала сегодня быть на одном вечере.

Адольф. Но ведь это же не серьезно.

Текла. Совершенно серьезно. Я дала слово.

Адольф. Слово? Ты просто согласилась прийти… Можно отказаться.

Текла. Я не поступаю, как ты, мое слово священно.

Адольф. Слово может быть священным, но иногда невозможно исполнить всё, что пообещаешь в разговоре. Кто-нибудь взял с тебя это слово?

Текла. Да!

Адольф. Можно попросить этого человека вернуть тебе слово, раз твой муж болен.

Текла. Но я вовсе этого не желаю. Да в конце концов ты не настолько болен, чтобы не быть в состоянии пойти со мной.

Адольф. Разве ты чувствуешь себя более спокойной, когда я около тебя?

Текла. Я не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

Адольф. Твой обычный ответ, когда я говорю тебе то, чего ты не любить.

Текла. Чего же, по-твоему, я не люблю?

Адольф. Ах, ничего. Ради Бога только не начинай опять. Я сейчас приду. Обдумай хорошенько, что ты делаешь! Выходит через дверь в глубине сцены и отправляется направо.

Густав входит спокойно, идет прямо к столу, не глядя на Теклу, и берет журнал.

Текла делает движение, но затем овладевает собою. Это ТЫ?

Густав. Да, я!.. Но виноват…

Текла. Каким образом?

Густав. Самым обыкновенным… Но… я удаляюсь… Мое присутствие, конечно…

Текла. Нет, прошу тебя, останься!.. Как давно!..

Густав. Да, правда, давно!

Текла. Как ты изменился!..

Густав. Ты всё такая же прелестная! Даже моложе! Прости! я не стану омрачать твое счастье моим присутствием! И если б я знал, что встречу тебя, то я бы никогда…

Текла. Нет, останься! Останься, прошу тебя! Если тебе это не очень неприятно…

Густав. О, нет! Отчего же? Я думал, что, оставаясь здесь и говоря с тобой, я, может быть, оскорблю твои чувства…

Текла. О, нет, ты не оскорбишь меня! Я знаю твою деликатность…

Густав. Ты очень любезна… но неизвестно, отнесется ли так же твой муж ко мне?..

Текла. Он только что говорил с большой симпатией о тебе!

Густав. Правда, и в нас всё сглаживается, как имена, которые мы вырезываем на деревьях, даже ненависть и та не может пустить глубоко корни в нашем сердце.

Текла. Он никогда не питал к тебе ненависти. А что до меня, так я иногда даже мечтала увидать вас когда-нибудь вместе, чтоб вы разговаривали при мне, как друзья, жали друг другу руки и разошлись.

Густав. И мое тайное желание было убедиться лично, что женщина, которую я любил больше, чем жизнь, — в хороших руках. О нём я всегда слышал только самое хорошее, я знаю все его произведения. Но мне очень хотелось, прежде чем наступит старость, пожать ему руку, заглянуть ему в глаза и просить его беречь сокровище, которое вручило ему Провидение. Мне хотелось рассеять невольную ненависть, которую он должен был питать ко мне, и найти успокоение своей совести, которое помогло бы мне дожить мои грустные дни!

Текла. То, что ты говоришь, звучало и в моей душе… Ты понял меня! протягивает ему руку. Благодарю тебя!

Густав. Что такое я? Самый обыкновенный, слишком ничтожный человек, чтобы иметь право брать тебя под свою защиту. Моя однообразная жизнь, моя рабская работа, мой узкий круг, разве всё это могло удовлетворить твою свободолюбивую душу? Я это понимаю. Но ты умеешь проникать в тайники человеческого сердца и ты должна понять, как трудно мне было сознаться в этом самому себе.

Текла. Но как благородно зато сознавать свои слабости… На это способны далеко не многие. Вздыхает. У тебя всегда была честная, беспристрастная натура, и я всегда ценила это…

Густав. О, нет, тогда у меня не было этой честности!.. Нет, но горе возвышает нас, страдания обновляют, а я страдал.

Текла. Бедный Густав! Простишь литье мне когда-нибудь?.. Скажи!..

Густав. Мне прощать тебя? За что? Я должен вымаливать у тебя прощенье.

Текла, меняя тон. Мы, кажется, оба готовы расплакаться! Неужели ж мы так состарились?

Густав, тоже меняя тон. Да, я состарился. Но ты, ТЫ всё молодеешь! бессознательно он идет и садится на стул, Текла садится на кушетку.