Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы - [157]

Это последнее всего больше взволновало Роберта и внушило ему беспокойство за благополучие его семейного счастья, так что ему просто стало необходимо с кем-нибудь об этом переговорить по душам. Хотя он в первое же время постарался доказать тестю, что он браком сочетался не с ним вовсе, а что почтил предложением только его дочь, однако тот не прекращал своих посещений дочери, выбирая лишь те часы, когда, за отсутствием мужа, чувствовал себя свободнее. Теперь же, когда дочь уехала, старик не показывался, и Роберту, желавшему с ним переговорить, было даже очень трудно его найти. Наконец рассыльному удалось его разыскать, и старик обещал зайти в лавку, где ожидал его Клемент.

Войдя в лавку, тесть показался Роберту весьма опустившимся; поздоровавшись, он грузно уселся на стул возле прилавка.

— Да, тестюшка, — начал Роберт, после того как налил и предложил гостю стакан аликанте, — дело в том… что Текла…

— Что мне за дело до Теклы? Ты на ней женат, а не я, и после того, что между нами произошло…

— Да, я это знаю, — перебил Роберт. — Но тут совсем особый случай, и только вмешательство родительской власти в силах вернуть домой жену, забывающую свой долг.

Старик выпил залпом полстакана вина, вытер губы и стал заметно сговорчивее.

— Так, значит, она не хочет возвращаться? Стала благородной — о да! такою она была и раньше. В таком случае я согласен идти за ней.

— Если вы это сделаете, тестюшка, то совершите доброе дело; я не скоро забуду.

— Пойду сию же минуту, — ответил старик, — если ты дашь мне денег на дорогу. Две с половиной мили в один день пройду. И если я не справлюсь с плутовкой, то ты можешь меня обругать старым горшком. А хорошее у тебя вино, право!

Роберт не хотел излишними словами дать остыть огню в старике; напротив, он разжег его вторым стаканом аликанте и несколькими блестящими талерами и пожелал ему доброго пути.

Старик взял в руки свою палку, осушил стакан до последнего глотка, пожал Роберту руку и вышел.

* * *

В один прелестный вечер, когда солнце садилось за шхерами, Текла сидела в гроте возле пруда и наблюдала за тем, как белые чайки на лету окунались в зеркальную поверхность воды, отражавшей розоватое вечернее небо. Видно было, что тяжело у нее на душе; нога беспрестанно ударялась о песок; будто она хотела кого-то раздавить; это доказывало ее внутреннее беспокойство.

За последние дни ничего заслуживающего внимания в замке не произошло, но полное безделье давало Текле возможность обдумать свое положение, и в полной тишине, когда улеглось восторженное впечатление первых дней, она стала примечать многое такое, на что раньше не обращала внимания. Она заметила, между прочим, что Эбба стала с нею менее любезна, а барон Магнус стал более настойчиво и неотступно оказывать ей всяческие любезности, что слуги открыто стали выказывать ей нерасположение и иногда даже позволяли себе непочтительные выражения по ее адресу.

Приняв все вместе взятое во внимание, она пришла к заключению, что пробыла в замке слишком долго. Однако, когда она еще накануне заговорила о своем решении уехать, Эбба клялась ей, что она не может быть в тягость, и настойчиво просила ее отложить отъезд.

Теперь, думая о том, что она почувствовала в то мгновение, когда решилась уехать, в ее воображении предстал образ молодого барона Магнуса. Он же глядел на нее глазами, которые приковывали ее к нему; она чувствовала свою внутреннюю связь с ним, чувствовала, как была пропитана его духом. Она знала, так ей казалось, что в день, когда она больше не увидит его, она умрет.

Все остальные мысли о возможности видеть его всегда, о последствиях ее любви, если она обнаружится, о недовольстве Эббы, о мести мужа и о законном преследовании — ничто не могло осилить единственного чувства любви к нему.

За весь этот день она ни разу с ним не встретилась наедине, и ею овладела такая жажда его увидеть, что она, считая, что от ее лишь желания зависит притянуть его к себе, упорно стала смотреть в одну точку в конце липовой аллеи. Глаза широко раскрылись, зрачки то расширялись, то сокращались, как будто она вдали ловила какой-то предмет, подобно морским медузам, втягивающим в себя свои жертвы с помощью судорожных движений своего круглого тела, лицо ее стало бледное, безжизненное, и она долго простояла так, напрягая все мускулы. Вдруг она подняла руку и начала тихо манить отсутствующего; затем приподняла вторую руку, и обе руки, казалось, тянули невидимые вожжи; губы шептали тихую молитву или заклинание. И вот вдали, где последние лучи солнца светились сквозь листву липовых деревьев, показалась стройная фигура молодого человека. Улыбка торжества осенила лицо молодой женщины, и в эту минуту она объяснила появление Альберта не делом случая, а результатом своей воли, особой силы, дарованной ей Провидением.

Еще мгновение — и юноша лежал в объятиях любимой женщины; она покрывала его поцелуями и почти насильно повлекла его в грот.

Вдруг поблизости раздались быстрые шаги, и у входа в грот появилась Эбба в амазонке и с хлыстом в руке.

— Уличная девка! обманщица! — крикнула она Текле в порыве ревности и попранной гордости. — На, получи!