Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы - [156]

Вдруг в соседней зале раздались шаги и, не зная, куда ей поставить опасную книжку, она сунула ее себе в карман в ту самую минуту, как в библиотеку вошла Эбба.

С сияющими глазами и ярким румянцем на лице подошла Эбба к приятельнице, поцеловала ее в лоб и справилась о состоянии здоровья. Заметив ее бледность и возбужденность, она предложила идти вместе в купальню и освежиться.

Взяв с собой простыни, гребни и губки, пошли обе приятельницы через парк к берегу. Текле было трудно начать какой-нибудь разговор, так она боялась выдать тайну; страшная книга жгла ее; наконец Эббе стало тягостно молчание; она остановилась, положила руки на плечи приятельницы и спросила самым откровенным образом:

— Угадай, где я сегодня была?

Текла еще больше побледнела.

— Нет, моя милая, как я могу это угадать, — сказала она, не понимая, была ли она замечена у хижины или нет.

— Ну, так я не скажу! — заявила Эбба.

— Скажи, милая.

Эбба задумалась.

— Только потом будут мне от этого неприятности, — прошептала она сама себе сквозь зубы и прыгнула на мостки купальни.

Войдя в роскошно отделанную купальню, уставленную бамбуковой мебелью, они стали раздеваться.

Несмотря на то что женщина, говорят, редко понимает женскую красоту, Текла не могла не любоваться поразительной фигурой Эббы. Ее глазам представилась маленькая розоватая ножка, мягкая и гибкая, как детская рука, с круглыми, белыми, как перламутр, ногтями, без малейшей морщинки или затвердения. Увлеченная этой красотой человеческого тела, она невольно склонилась к полу и, страдая от мысли, что этим проявит свое низменное происхождение, поцеловала маленькую ногу.

— Что ты делаешь, сумасшедшая! — воскликнула Эбба.

— Я целую ногу моего ангела! — ответила Текла с ноткой истинной привязанности и принялась снова одеваться.

— Но разве ты не хочешь купаться?

— Нет, — отвечала Текла, — я боюсь холодной воды.

В действительности же она не хотела обнажить свое тело в присутствии приятельницы, так как хорошо знала, насколько, вследствие работы, плохой обуви и неряшливости, грубы ее ноги.

Эбба стояла вся обнаженная на ступеньках купальни, скрестив руки на груди.

Вдруг, перенесшись воспоминаниями к подобному же положению, она крикнула, бросаясь в воду:

— Ну посмотрим, не колдунья ли я?

Прозрачная вода разделилась и сомкнулась над ослепительно белым телом; каштановые волосы растрепались над волнами, подобно пучку сорванных водорослей. Она легла на спину и держалась на воде, как щепка.

У Теклы сердце сжалось; ей казалось, что снова повторяется сцена на мосту, и это впечатление усилило предшествующие ощущения.

Но, видя эту молодую девушку во всей великолепной красоте ее наготы, эту тихую улыбку, этот чистый взор, направленный с поверхности воды прямо к голубому небу, она не могла не спросить себя, может ли походить на это испорченный человек, предавшийся злому духу?

— Ты видишь, что я колдунья? — крикнула Эбба, лежа на спине, еле заметно двигая по воде рукой.

Тучка закрыла в это мгновение солнце, и тонкое белое тело в бассейне стало мертвенно-бледное в зеленоватой воде. Высоко над купальней резко крикнула птица. В это же мгновение раздался звонок к завтраку. Текла уже давно была напугана, но теперь зловещие приметы и предсказания еще больше взволновали ее, и, не помня себя от ужаса, она громко начала читать молитву к Иисусу Христу.

Испуганная Эбба поторопилась выйти из воды к приятельнице, предполагая, что с той делается дурно.

* * *

Настало утро, и Роберт Клемент приказал отворить окна лавки и вывесить объявление, гласившее, что здесь продаются все сорта вин, начиная с рейнского и аликанте и кончая шампанским. Будучи уже целых две недели соломенным вдовцом, он находился в необыкновенно дурном расположении духа, тем более что на ласковое письмо, посланное им неделю назад, он получил лишь церемонный, почти наставительный ответ, раздраживший его сначала. Когда же улеглось раздражение, настала тоска, подействовавшая на его душевное настроение: он то ругался и чуть ли не скрежетал зубами, то вздыхал и плакал, как женщина. Каждый день относил он на почту ласковое, нежное послание и получил только раз ответ, притом такого сорта, что он с утра, несмотря на свойственную ему трезвость, выпил стакан шампанского, что не успокоило его, а, напротив, усилило его слезливое и раздраженное настроение.

Роберт Клемент мог, без сомнения, считаться красивым молодым человеком и казался интересным в глазах дочери привратницы, но он был прежде всего купцом, торговцем до мозга костей. Если он женился и обзавелся хозяйством, то это было, несомненно, сделано с надеждой, что ему воздастся за его деяние, то есть что у него за это будет жена и свой дом. Вышло же, что после весьма кратковременного счастья дом его снова опустел и жизнь приняла тот же унылый оттенок, как в прошлые времена его холостяцкого положения. Одиноко он сидел за столом по возвращении из лавки, одиноко лежал в постели, одиноко бродил по воскресеньям. Его недовольство, следовательно, все росло; устав просить, он решил потребовать возвращения жены домой и получил на это ответ. Полученное накануне письмо, которое он все еще носил в кармане, очень длинное, так мало походило на жену, какою она была до отъезда, что он боялся, как бы они не оказались совсем чужими, когда встретятся. Она в письме своем встала на самую высокую точку зрения, какую только можно себе представить, напоминала учение пастора в церкви о том, что перед Богом, но не перед светом все люди равны, коснулась соединения душ на небе и сочетания телесного на земле, а в конце четыре страницы посвятила любви Эббы и барона Магнуса, описывая в самых ярких красках его привлекательную внешность и душевные свойства, не упустив упомянуть об участии, которое она принимала в радостях и огорчениях влюбленных.