Том 1. Красная комната. Супружеские идиллии. Новеллы - [154]

Однако накануне вечером пробежала маленькая тучка и чуть-чуть заслонила солнце. Эбба, несомненно увлеченная молодым бароном, иногда приходила в дурное расположение духа и тогда злилась на него и мучила его, как мучают муху, без причины. Накануне вечером она бросила в пруд один из его незначительных подарков, поднесенных им с такой неподдельной радостью, а когда после того, как Эбба некоторое время насмехалась над ним, Текла заметила, что на глазах молодого человека появились слезы. Она с участием спросила его о причине горя; тогда он бросился перед ней наземь, положил голову на колени и открыл ей свое сердце. Он думает, говорил он, что Эбба никогда его не полюбит, так как мать его была иностранка и не знатного происхождения.

Тут нашлась неожиданно связь между обоими отпрысками незнатных родов, и купеческая жена, дочь стражника, стала утешать сына простой иностранки, ласкала его прекрасную голову с черными вьющимися кудрями, а взволнованный юноша покрывал ее руки поцелуями, называл сестрой и просил быть его другом. Затем, пока не взошла луна, они гуляли в парке, пока наконец Эбба не позвала их домой. Она была весь остаток вечера опять очень любезной.

Текла чувствовала после этого, что она стала кем-то больше, чем спасительницей жизни, которую старались по мере возможности отблагодарить. Она случайно оказалась брошенной в самую жизнь этих людей, случайно приняла участие в трении колеса, приводимого в движение судьбою, и вместе с тем как-то нарушились ее прежние личные связи. Ей это прежнее представилось со страшной очевидностью, когда в это утро горничная принесла ей письмо, пришедшее по почте, в котором она сейчас же признала письмо от мужа.

После того как она уехала из дому, у нее не было ни единой мысли о нем, никакого стремления вернуться к себе. Читая теперь его нежные излияния и просьбы о возвращении домой, она приняла первые как упреки, а просьбы показались ей приказаниями. На нее это письмо произвело впечатление, будто чужая, жесткая рука хотела вырвать ее с неба и низвергнуть на землю. Она удивилась, что так скоро по выходе замуж она могла получить такое впечатление от своего мужа, и, спрашивая себя, любит ли она действительно этого человека, она мысленно ответила отрицательно. Однако летом, когда он уезжал, ей умереть хотелось, она любила его.

Чтобы освободить себя от колебаний и упреков, она сейчас же села отвечать на письмо, твердо решив отклонить требование мужа вернуться ранее намеченной недели; она объясняла это тем, что не может не сдержать данного обещания, в особенности при настоящих осложненных обстоятельствах.

Когда она отправила письмо, ей показалось, что она выплатила или по крайней мере вычеркнула долг. Одевшись, она со спокойным сердцем пошла гулять в парк.

Утро выпало прохладное, и роса еще лежала на цветах. Фиорд расстилался темно-синий, и волны плескались о борта рыбацких лодок, в которых лежали уже целые горы салаки.

Текла почувствовала неудержимое стремление выйти из огороженного места на волю. Плыть одной в лодке по морю она не решалась, а поблизости не было никого, кто бы мог покатать ее. Но выйти из парка ей захотелось во что бы то ни стало; увидев отворенную калитку, она пошла вдоль берега.

Ей сразу показалось, что дышится свободнее, а белый мягкий песок так нежно скрипел под ее ногами; по почерневшим сосновым иглам ступала она, как по мягкому ковру; сосновый лес издавал такой сильный и приятный запах и так скрывал ее от любопытных взоров. Она распустила чересчур стягивающий ее корсет, так как непривычные для нее кости его немало заставляли ее страдать, и, сняв с головы шляпку, шла все дальше вдоль берега, веселая, тихо напевая песни. Вдруг прекратился песок и почва стала каменистой, но камни были такие гладкие, что это обстоятельство не помешало ей продолжить прогулку в том же направлении. Однако скоро стали попадаться большие острые камни, целые скалы; пока не устала, она перепрыгивала с одной скалы на другую. Ей не хотелось углубляться в лес, потому что ей делалось страшно, как только она не имела перед глазами ясного тихого моря. Все же ей пришлось отдалиться от берега, когда камни стали еще острей, и в особенности когда меж камней промелькнул хвост змеи.

Сначала шла тропинка по местам, покрытым сосновыми иглами и поросшим сухой травой, достигавшей почти до колен, так что она, думая о змеях, содрогалась и старалась, как заяц, прыгать с кочки на кочку. Кровь ударяла в виски, грудь усиленно подымалась, пока наконец, дрожа всем телом, она не достигла более широкой дороги, на которую твердо ступила. По положению солнца на небе Текла приблизительно могла рассчитать, в каком направлении замок, и увидав, что дорожка повернула направо, она поняла, что та доведет ее до дома. Густой лес начал редеть, и между стволами деревьев она скоро увидела голубой столб дыма. Где-то поблизости черный дятел с красным затылком стучал по сосне; взволнованная молодая женщина вздрогнула, и ею сразу овладели мрачные мысли.

Тропинка в этом месте превратилась в проезжую дорогу и вела к хижине, прилепившейся к скале. Когда Текла приблизилась к маленькой двери, состоящей лишь из нескольких досок, она заметила, что внутри защелка висела на петле, из чего она заключила, что в доме никого нет. Тогда она осмотрела кругом странную хижину и заметила прикрепленный над дверью козлиный рог и прибитую посреди порога подкову. В углу, в чашке, рос любисток, показавшийся ей страшно вонючим, когда она нагнулась, чтобы понюхать его; позади этого противного растения лежал свернувшись еж и спал.