Толя Швеин и Святой - [18]

– Давай, братик, расскажи мне что-нибудь про свою жизнь, – сладко потянувшись, сказала Нина. Она лежала на боку на диване, а он сидел прямо перед ней внизу. Кажется, он сто лет не был так к ней близко. Сумасшедше острое желание обожгло его, когда он столкнулся с её смеющимися маленькими глазами, но он смог кое-как сдержать себя.

– Кушай картошечку и рассказывай.

– И музыка… – сказал Толя.

– Что «музыка»?

– Музыка как батут для мыслей.

– О-о, да-а, – подтвердила Нина.

– Они прыгают, перемешиваются, но всё-таки двигаются. Я прямо вижу их.

– Ну-у, и расскажи мне, что ты видишь?

– Б****, этот ё***** святой, – сказал Толя. – Не принял меня сегодня. Мне просто п*****. Ведь шеф ждёт новостей. ***, надо выключить телефон.

Он выключил телефон.

– А кто твой шеф?

– Да один олигарх.

– Олига-арх?! Так ты богатый братик?

– Х**тик.

– Фу, что ты постоянно передразниваешь. Где ты этого набрался?

– Не знаю. Может, от Чапы.

– Никогда не любила этого м****а. О себе очень высокого мнения.

– Не-е, Илюша клёвый, это ты зря…

– Так что там твой шеф?

– Ну, он когда-то продал банк. Который держал с партнёрами ещё с девяностых. А до этого поднялся на трубах.

– На каких трубах?

– На трубопроводных. По которым нефть качают. Или газ. Где-то взял партию труб, продал, стал богатым. Купил ещё, продал ещё… Мне батя рассказывал. Он же местный, из Благодельска.

Толя заметил, что Нина немного вздрогнула при упоминании отца, но потом заулыбалась снова, откинулась на подушки, уставившись в потолок, и промурлыкала:

– Продолжай, только сделай свет потише.

– Чё сделать?

– Свет, чтоб не такой яркий был, сделай?

Толя выключил одну из верхних ламп, но Нине было этого мало, и тогда он выключил весь свет, оставив только торшер. Теперь они лежали (он – на полу, Нина чуть выше на диване) в полумраке, а за окном шёл снег. Ветер завывал в щелях, но им было уютно, как в отеле. Толя подумал, что неплохо бы закрыть дверь в квартиру, чтобы холод из подъезда не просочился к ним, но через несколько минут кто-то из соседей пришёл в квартиру и громыхнул дверью. И Толя поразился тому, как его желание материализовалось в реальность. Всё это время он рассказывал про карьерные успехи шефа, но не был уверен, слушает ли Нина.

– И что, братик, тебе нравится у него работать?

– Нет. Но это потому что я хе**** там занимаюсь. Курьерская работа.

– Ну, не так плохо…

– Когда я в институте учился, то совсем не этим хотел заниматься. Я даже на собеседование в Эрнст энд Янг ходил, но батя отговорил туда устраиваться. Сказал, «к Лёньке иди».

Он опять заметил, что Нина вздрогнула при упоминании отца. Она медленно приподнялась и сделала ещё одну глубокую затяжку.

– Будешь ещё хапочку? – спросила она секунд через двадцать. Дым почти не вышел из неё наружу, и Толе показалось, что она побледнела.

– ***, Я, да ты чё? Так каждый вечер?

– Ну, тебе я столько не забью, не ссы, – успокоила она.

Толя затянулся ещё. Он опасался, что станет говорить и думать медленнее, но в этот раз гашик только сильнее расслабил его, никак не повлияв на скорость.

– Знаешь, в институте думаешь, что щас отсидишь всё это и устроишься на о****ную работу, будешь ходить в костюме и с портфелем из кожи. А потом оказываешься, вот как я, на своём месте, и крылья как будто кто отбирает. То есть ты – это ещё ты. Но без всех этих мечт и без всего этого «потом будет…», и на этом и начинается взрослая жизнь, я думаю.

– Х*** ты загнул…

– Да-а. Просто так, как в девятнадцать – когда кажется, что море по колено и всё ещё впереди, и всё вокруг о****но и интересно, – такого в двадцать три уже нету.

– Ну, ты включил деда, – Нина засмеялась. – А мне что делать в свои, ээ, восемнадцать?

Она захохотала, и довольно заразительно – Толя не смог сдержать ответный смех. Они смеялись несколько минут, и в конце он уже забыл, над чем они смеются, если бы Нина не повторила:

– Восемна-адцать! – и пошла на второй круг. Но Толе уже перестало казаться это смешным, и он начал есть картошечку.

– Ну, расскажи мне, как там батя? – спросила она потом.

– Ну, что тебе рассказать? – Толя на самом деле ждал этого вопроса и вполне знал, что будет рассказывать, но почему-то начал именно с вопроса. – Живёт, как и тут жил. Он-то не особо хотел уезжать.

– Да конечно. Его от вас было не отцепить.

– Ну, всё равно уезжать не хотел… Работал сначала на заводе, потом два года х***** страдал, мать даже бил, потом опять работал, охранником где-то, а щас на пенсии, **и пинает, телек смотрит. Просит, чтоб я ему денег отдавал с зарплаты, прикинь?

– Ха, а ты ему ***, да? – обрадовалась Нина.

– А то ж!

– Так его, братик!

– А ты-то скучаешь?

– По папе-то? О-о… ну, знаешь… Он же меня тут бросил тогда. Я лет десять вас всех та-ак ненавидела…

– Так прошло только девять лет.

– Да? Ну, значит, ещё год осталось ненавидеть, – Нина расхохоталась снова. – Но ты не бери на себя. Я тогда тупая была, пи***чка мелкая, не понимала… Щас-то я понимаю, что ты не виноват, что родился у своей мамаши. Да и батя тебя, по сути, никогда же не любил, да?

– Ну не знаю. Наверное, нет.

– Во-от. А я всё думаю, что приеду как-нибудь к вам, толкну дверь и как крикну: «Эй, батя! Это твоя доча! Обними штоле?!».