Толстой и Достоевский. Противостояние - [22]

Облонский встречает Левина у катка, и они обедают в отеле «Англия». Левина раздражает бесстыдное изящество ресторана, и он кислым тоном заявляет, что ему лучше «щи да каша», а не гастрономические изыски, с щедростью предложенные официантом-татарином. Стива всецело увлечен блюдами, но все же возвращается к своим невзгодам и спрашивает Левина, что тот думает о супружеской неверности. Эта краткая часть диалога — шедевр нарративного баланса. Левин не понимает, как человек, «наевшись, тут же пошел мимо калачной и украл бы калач». Его убеждения — строго моногамны, и когда Облонский намекает на Марию Магдалину, Левин с горечью отвечает, что «Христос никогда не сказал бы этих слов, если бы знал, как будут злоупотреблять ими… Я имею отвращение к падшим женщинам». При этом на позднейших страницах романа никто другой не отнесется к Анне со столь сострадательным пониманием. Далее Левин развивает свою концепцию уникальности любви и обращается к Платонову «Пиру». Но потом вдруг обрывает себя, вспоминая, что и в его жизни есть вещи, идущие вразрез убеждениям. В этом фрагменте сконцентрировано многое из романа — столкновение между моногамией и сексуальной свободой, несоответствие между личными идеалами и личным поведением, попытка интерпретировать опыт сначала философски, а потом — прибегая к образу Христа.

Декорации сменяются домом Кити, где мы знакомимся с четвертым главным участником этого квартета любви, графом Вронским. В романе он впервые появляется как поклонник, волочащийся за Кити. Это — не просто пример технической виртуозности Толстого, который с удовольствием отказывается удовлетворить читательские ожидания, как отказывается удовлетворить их и сама жизнь. Это — проявление «реализма» и «дышащей полной грудью экономии» великого искусства. Флирт Вронского с Кити имеет те же структурные и психологические свойства, что и увлечение Ромео Розалиной. Ибо всепреобразующая сила страсти Ромео к Джульетте и Вронского к Анне может быть поэтически реализована и достоверно подана лишь в контрасте с предыдущей любовью. Именно открытие разницы между былыми влюбленностями и демонической полнотой зрелой страсти делает обоих мужчин безрассудными и толкает к катастрофе. Китино девичье увлечение Вронским (как и любовь Наташи к Болконскому в «Войне и мире») — это, подобным образом, прелюдия к самопознанию. Лишь через сравнение поймет она подлинность своих чувств к Левину. Разочарование во Вронском даст Кити возможность отказаться от московского блеска и уехать с Левиным в его имение. Как тонко и как естественно разматывает Толстой свой клубок!

Мать Кити, княгиня Щербацкая, размышляет о будущем своей дочери в одном из бессвязных внутренних монологов, языком которых Толстой повествует о семейных историях. Как все было проще в старые добрые времена! — и тут мы вновь сталкиваемся с главной темой «Анны Карениной» — проблемой брака в современном обществе. У Щербацких появляется Левин, чтобы сделать Кити предложение:

«Она тяжело дышала, не глядя на него. Она испытывала восторг. Душа ее была переполнена счастьем. Она никак не ожидала, что высказанная любовь его произведет на нее такое сильное впечатление. Но это продолжалось только одно мгновение. Она вспомнила Вронского. Она подняла на Левина свои светлые правдивые глаза и, увидав его отчаянное лицо, поспешно ответила:

— Этого не может быть… простите меня…

Как за минуту тому назад она была близка ему, как важна для его жизни! И как теперь она стала чужда и далека ему!

— Это не могло быть иначе, — сказал он, не глядя на нее.

Он поклонился и хотел уйти».

Поразительная корректность делает этот фрагмент одним из тех пассажей, что не поддаются анализу. Он пронизан тактом и девственной грацией. Но толстовское видение непоколебимо в своей честности и даже суровости, когда речь идет о путях души. Кити толком не осознает, почему предложение Левина наполнило ее счастьем. Но сам факт смягчает пафос ситуации и оставляет смутные надежды на будущее. В напряженности и достоверности этого эпизода есть нечто от лучших моментов Д. Г. Лоуренса.

В следующей главе (XIV) Толстой сталкивает двух соперников лицом к лицу и углубляет тему любви Кити, адресованной всем сразу. Зрелость и убедительность его искусства видны в каждой детали. Когда графиня Нордстон — говорливая кумушка — начинает поддразнивать Левина, Кити полуосознанно пытается его защитить, и это несмотря на то, что тут же присутствует Вронский, на которого она смотрит с непритворным счастьем. Вронский показан в самом выгодном свете. Левин без труда понимает все положительные и притягательные качества своего удачливого соперника. Мотивы здесь не менее тонкие и разветвленные, чем в какой-нибудь сцене из Джейн Остин; одного неверного штриха или просчета в темпе оказалось бы достаточно, чтобы все настроение сцены рухнуло бы в трагизм или позу. Но над всеми этими тонкостями всегда виден твердый взгляд, Гомерово чувство реальности вещей. В обращенном к Левину взгляде Кити нельзя не прочесть: «Я так счастлива!», а в его взгляде — «Я ненавижу их всех, и тебя, и себя». Но поскольку его горечь передана без всякой сентиментальности или искусственности, она человечна сама по себе.