Только в моих объятиях - [109]

Мэри улеглась так, чтобы вытянуться вдоль его тела во весь рост. Она следила за его глазами, в которых мелькнуло сначала удивление, потом радость, потом понимание — и, наконец, страсть. Он поцеловал ее, и она ответила ему сильно, жадно, торопливо лаская языком. Ее дыхание — равно как и его — стало прерывистым, в ответ на любовный призыв, который не мог остаться без ответа.

Нежные груди Мэри щекотали его чувствительную кожу, соски ее напряглись. Между их телами то и дело пробегали искры возбуждения. Оно все нарастало, становилось нестерпимым, буйным и приносило все большее наслаждение, едва не доходившее до боли. Мэри снова стала влажной и горячей, готовой принять его в себя.

Она приподнялась на руках, и Райдер тут же сжал в ладонях ее груди. Мэри устроилась поверх него. Прошло еще так мало времени, и он не успел набраться сил, чтобы любить ее вновь. Такого никогда не случалось прежде, и Райдер сам не ожидал от себя подобной прыти, однако в эту минуту обоим было наплевать, что можно, а что нельзя. И он откликнулся на ее призыв, на бурю чувств, захватившую их обоих и закрутившую в вихре экстаза. Ее горячее, ненасытное тело обволокло его, словно дикое пламя. Маленькие сильные пальцы обхватили напрягшуюся плоть и погрузили глубоко внутрь. Взор Райдера привлек не рассеянный, покорный взгляд, устремленный в пространство. Нет, в широко распахнувшихся глазах Мэри ясно читалось желание идти до конца.

И это было несравненно…

Его руки оставили ее груди и скользнули вниз, туда, где их тела сливались воедино, и он принялся ласкать Мэри в то время, как она двигалась над ним. Из груди у нее вырвался крик, в котором не слышалось слов — лишь хриплые звуки неземного блаженства. Ее головка запрокинулась, а бедра подались чуть-чуть вперед. Плавные линии выгнувшегося тела могли бы стать неким символом чудесной страсти.

Тело Райдера по-своему повторило этот символ в момент наивысшего блаженства. Он прижал к себе трепещущее тело Мэри. Слипшиеся от пота пряди упали на виски. Он чувствовал, какими необычно сильными толчками бьется ее сердце. Осторожно отодвинув со лба волосы, он прошептал:

— Не шевелись, — потому что знал: прикоснись она к нему опять — и он от страсти выпрыгнет из собственной кожи.

Откатившись на бок, Райдер любовался Мэри, подперев голову локтем. В салоне горела одна лампа, пламя которой задрожало и закачалось, когда вагон тронулся с места и покатился по рельсам. Вот они и в пути — точь-в-точь как обещала Рении. Без вопросов. Без осложнений.

Райдер ухватился за последнюю мысль. Возможно, одно осложнение все же случится… и он по-новому взглянул на Мэри.

— Кажется, ты хотела меня о чем-то спросить?

Мэри разглядывала панели, покрывающие потолок вагона. Их поверхность украшала искусная резьба, и задумчивые зеленые глаза внимательно исследовали прихотливый узор.

— Мэри?..

Девушка задумчиво прикусила губу, стараясь облечь в слова роящиеся в голове бессвязные мысли.

— Почему я не могу не откликнуться на то, как ты произносишь мое имя?

— У апачей не принято вслух произносить настоящее имя, данное человеку при рождении, — ласково улыбнулся Райдер. — Оно приберегается для особо важных или торжественных случаев и означает большую честь для того, кого окликнули. — Подобрав раскинутые одеяла, он укрыл ими Мэри, укрылся сам и продолжил:

— Ты, сама того не замечая, почему-то употребляла мое имя точно так же, как и я — твое.

— Вот как?

— Да. Я обнаружил, что отвечаю тебе точно так же, как если бы это Наич, Джозани или кто-то еще из чихуахуа просил меня об одолжении. — И он долгим взглядом посмотрел на Мэри, ожидая услышать то, что она давно должна была сказать.

Это не сравнимое ни с чем терпение постоянно лишало Мэри равновесия. С самого начала она поняла, что Райдер всегда дождется своего. Он вроде бы даже ухитрялся радоваться ожиданию и находить в нем прелесть, в то время как для нее самой ожидание было пыткой.

— Ты ведь знаешь, что я тебя люблю.

Райдер лишь молча смотрел на нее.

— Я и сама не знала, что при этом делается или говорится. А скорее всего просто боялась. Мне казалось, что тогда я стану частью тебя, а это для меня невыносимо. Но при этом, хотя ты и молчал, я знала, что ты меня любишь. Я следила за тем, как ты выражаешь свою любовь и восхищение, и видела, что ты не изменился к худшему, что ты остался прежним, только душа твоя оказалась намного богаче.

Пальцы Райдера легонько погладили Мэри по плечу и замерли.

— Это потому, что ты всегда была частью меня, — промолвил он. — С самого начала. Не с того дня, как мы повстречались, а с того, как появились на свет. Уже тогда тебе было уготовано место у меня в сердце и в мыслях. — И Райдер коснулся своего виска. — Твой дух всегда обитал здесь, и теперь, когда ты вместе со мною, во плоти, это стало глубже, правдивее и… богаче.

У Мэри было такое чувство, будто в душе у нее что-то вскипело и улетело с облачком пара, однако при этом не возникло ощущения потери. Потому что одно дело, когда какая-то часть души получает свободу, и совсем другое — когда она нас покидает. Первое можно только приветствовать, второе — оплакивать. Она пошевелилась и тут же оказалась в кольце его рук. От улыбки, озарившей ее лицо, у Райдера захватило дух, а Мэри как ни в чем не бывало свернулась у него под боком.