Только ты и я - [19]

И я начинаю считать от сотни до ноля:

– Девяносто девять… девяносто восемь… девяносто семь…

Называя каждую цифру, я делаю глубокий вдох, а во время паузы медленно выдыхаю. Примерно на семидесяти пяти сердце начинает биться спокойнее. Кризис миновал, теперь можно оглядеться.

Опустившись на четвереньки, я собираю с пола осколки фарфора. (Когда кружка свалилась с буфета, я так и не заметила.) Нервный спазм, заставивший сократиться, свиться узлами мышцы шеи и спины, отпускает, и мне приходит в голову, что, если я буду действовать проворнее, мне удастся скрыть доказательства своей неловкости на дне мусорного ведра раньше, чем вернется Стивен. Я подбираю уже последние осколки, когда снова звучит этот страшный то ли вой, то ли вопль – хриплый, протяжный, исполненный муки. Наверное, так мог бы кричать человек, который сходит с ума. Напуганная этим воплем, я машинально сжимаю кулак и чувствую, как острый осколок впивается в мой указательный палец.

– Ай!..

На пальце набухает куполком рубиновая капля. Я поскорее сую палец в рот, чтобы она не скатилась на пол и не испачкала плитку. Протяжный вой стих, и в кухне снова воцаряется тишина – воцаряется до тех пор, пока сквозь открытую дверь за моей спиной не врываются внутрь свист и стон ветра, за которыми следует облако морозного воздуха, наполненное редкими колючими снежинками.

Я оборачиваюсь и вижу, как в кухню входит Стивен. Снег лежит у него на голове и на плечах, даже на ресницах поблескивают ледяные кристаллики. Обеими руками он прижимает к себе охапку поленьев.

– Что случилось?! – Выронив дрова, Стивен бросается ко мне.

– Ничего страшного, просто я разбила кружку. – Не вынимая пальца изо рта, я опускаюсь на корточки, чтобы подобрать последние осколки. Мне очень не хотелось признаваться в своей неловкости, но теперь уже ничего не поделаешь.

– Эл-ли-и… – Стивен произносит мое имя нараспев, отчего мне начинает казаться, будто мне и впрямь лет десять или около того. Опустившись на корточки рядом со мной, он принимается мне помогать и почти сразу подбирает крупный осколок, испачканный красным. – У тебя кровь идет! Ты порезалась?

– А-а, ерунда!

Взяв меня за руку, он подносит ее к глазам и внимательно смотрит, потом сует мой палец в рот и начинает слегка посасывать. Мы оба по-прежнему сидим на полу и со стороны выглядим, должно быть, довольно странно, но меня это не смущает. Во-первых, нас никто не видит, а во‑вторых, в эти секунды между нами возникает атмосфера такой глубокой близости, какой мы не испытывали, даже когда лежали в одной постели. Мне так приятно ощущать, как пульсирует у него во рту мой порезанный палец, что хочется прыгнуть на него, поцеловать, почувствовать вкус собственной крови у него на языке. Но, прежде чем я успеваю пошевелиться, в воздухе раздается еще один нечеловеческий вопль. Я вздрагиваю, отдергиваю палец и едва не теряю равновесие.

– Что это было?!

– Это просто ветер. Ветер в каминной трубе, – смеется Стивен.

Я чувствую, как горит от смущения мое лицо. Не в силах выдерживать его взгляд, я хватаю осколки и несу к мусорному ведру. Ах если бы я только могла запихнуть в него и себя! Стивен, плечи которого все еще вздрагивают от смеха, собирает с пола разбросанные поленья. Ситуация кажется мне еще хуже, чем вчера, когда я поскользнулась и едва не грохнулась на снег у него на глазах. К счастью, Стивен с дровами уже выходит из кухни, и я перевожу дух.

Когда я появляюсь в гостиной, в камине уже потрескивает только что разожженный огонь. При дневном свете комната выглядит совершенно потрясающе! Высокие – от пола до потолка – окна тянутся вдоль всей ее длинной стены. Чисто вымытые стекла почти не видны, и кажется – стоит сделать шаг, и ты окажешься на снегу среди деревьев, которые стоят почти вплотную к дому. Чуть дальше их частокол обрывается, открывая изумительную панораму зимнего океана. От этой картины буквально захватывает дух, хотя и океан, и небольшой причал на берегу буквально на глазах исчезают в молочно-белой пелене несущихся почти параллельно земле снежинок. Но снег и ветер меня больше не пугают. Дом не только защищает нас от непогоды, но и дает отличную возможность наблюдать за буйством стихии, самим оставаясь в безопасности.

– Выглядит довольно внушительно, не так ли? – говорит Стивен, кивком показывая на ряды деревьев.

– Внушительно? Я бы сказала – угнетающе… – Я протягиваю Стивену кофе и, подобрав под себя ноги, устраиваюсь рядом с ним на диванчике перед камином. Камин в гостиной – настоящее архитектурное сооружение; он грандиозен и монументален, так что называть его просто камином у меня не поворачивается язык. Какого-то особого слова я подобрать для него не могу, поэтому – по аналогии с Гранд-Каньоном – я решаю про себя называть его гран-камином. Сложен он из массивных, грубо обтесанных каменных глыб и занимает почти всю торцевую стену.

Некоторое время мы сидим, глядя на огонь, потом Стивен спрашивает:

– Чем бы ты хотела заняться завтра?

– Даже не знаю… Я… Я все время думаю про ту бедную чайку…

– Поверь, мы все равно ничего не могли для нее сделать, так что… Лучше забудь. Выбрось из головы. – Он улыбается мне, потом отпивает маленький глоток кофе.