Только роза - [21]

– Какая она была? – спросила она.

– Клара? Забавная, прагматичная, простая. Поль – существо закрытое, сложное. Она была его окошком в земную жизнь. Вместе они много смеялись. Она по-настоящему любила его.

Роза положила палочку.

– Последние десять лет Поль посвятил уходу за больными. Он жил только ради них, ради своей дочери и ради работы.

– После смерти Клары в его жизни не было женщины?

– Были женщины, но я бы не сказала, что в его жизни.

– Женщины в Токио? – спросила Роза и тут же пожалела о вопросе.

Бет ответила своим ровным тоном:

– Они не имеют значения.

Я сама выставляю себя на посмешище, раздраженно подумала Роза.

– Похороны Клары были самыми печальными из всех, на которых мне доводилось присутствовать, – продолжила Бет. – Анне было два года, и Поль держался только благодаря ей. Не будь ее, я думаю, он умер бы. Он горел в аду, а мы были рядом, горюющие и беспомощные.

Розу пронзила догадка.

– Почему он хромает? – спросила она.

– Пусть сам вам расскажет, – ответила англичанка.

Официантка принесла две пиалы на подносе, который опустила на соседний столик. Она повертела первую пиалу в ладони, поставила ее перед Бет, поклонилась. Приятного светло-коричневого цвета пиала была украшена изящно выписанным белым кроликом. Пиала понравилась Розе, но ее потрясла вторая – своей неправильностью, серыми кракелюрами на светлой глазури, своей искаженной строгостью, дерзостью беспорядочных царапин.

– Этой техникой обжига с кракелюрами мы обязаны Северному Суну. Разве не чудесно? Из величайшей простоты совершенно непредсказуемо рождается сложность.

На дне пиал находилась ярко-зеленая, почти светящаяся масса. Роза наклонила свою направо, потом налево. Масса едва колыхнулась.

– Это пьют? – спросила она.

Бет кивнула. Роза понюхала вещество, и в памяти всплыл чай Кото-ин, его исходящая из ничего сила, его всепоглощающая мощь; она глотнула, как бросаются в холодную воду. Горечь скрутила желудок, и сразу затем во рту появился вкус кресс-салата, какого-то овоща, луга. Мне это нравится? – спросила себя она. Мир приобрел особую остроту. В горле проходили волны огромных зеленых пространств.

– Это первый концентрированный матча чайной церемонии, – сказала Бет. – Сейчас подадут второй, более легкий: в то, что осталось на стенках, добавят воды.

Роза слизнула как могла то, что оставалось от чайной массы. Нечто возвращало ее в Нандзэн-дзи, к плотности времени, к утраченной простоте. Официантка пришла забрать пиалы, Розе больше не хотелось пирожного, только горечи, которая превратилась в клинок и позволяла вернуться в забытую долину.

– Сегодня ночью мне приснился большой храм, а перед ним сад сливовых деревьев, – сказала она.

– Это мог быть Китано Тэнмангу, – сказала Бет, – на улице Имадэгава, в западной части Киото. В феврале все идут туда полюбоваться на цветы.

Она указала на свою пиалу.

– В конце шестнадцатого века там провели одну из самых больших чайных церемоний, когда-либо устроенных императором, с тремя основателями Пути Чая, одним из которых был Сэн-но Рикю. Говорят, в ней приняли участие тысячи человек.

Неожиданно Роза подумала о Поле. Она потрясла головой и попыталась сменить тему.

– У вас есть дети? – спросила она.

Бет проигнорировала вопрос.

– Известие о вашем существовании вызвало настоящий шок, – сказала она. – Только представьте себе: половина Киото в Куродани и Поль читает письмо Хару.

– Письмо? – сказала Роза.

Молчание.

– Полагаю, его передаст вам нотариус, – наконец сказала Бет.

– Все решается без меня, – пробормотала Роза.

Бет засмеялась:

– Такова жизнь.

Им принесли второй чай, с тем же вкусом, что в Кото-ин, но намного более тонким, Роза уловила в нем запахи леса, потревоженного подлеска.

– Что вам понравилось в Нандзэн-дзи? – спросила Бет.

Роза попыталась подобрать слова.

– Его прозрачность, его неподвижная, первичная текучесть.

Бет опять засмеялась, одобрительным, немного удивленным смехом.

– А вы с Полем похожи, – сказала она.

– Не вижу в чем, – сказала Роза.

– Внутренние моря. Вы плаваете по ним.

Она задумчиво склонила голову.

– Хару это понравилось бы, – добавила она.

Она так и не прикоснулась к своему пирожному.

– Вы не хотите доесть? – спросила она Розу.

Роза отрицательно покачала головой, Бет улыбнулась.

– Мне уже пора уходить, – сказала она, – но в следующий раз я отведу вас в другой чайный домик, и думаю, вам там тоже понравится.

Они распрощались снаружи, на тротуаре. В доме Хару Роза улеглась на футон в непереносимом напряжении. Или это неутоленная потребность? – спросила она себя. Вчерашний ирис заменили на розовую камелию, и Розу поразило ее созвучие с Нандзэн-дзи. Все связано, подумала она, вот только я не часть этого «всего». Она снова увидела застывшие и движущиеся камни, серый разлинованный песок, деревья в обрамлении мха; каждая картина напоминала об отсутствии Поля; не зная почему, она чувствовала, как скользит по ледяному полю, в минеральной ипостаси жидкости. Проведя час в этой аморфной праздности, она встала, вышла в коридор, остановилась там, замерев и насторожившись. Наконец свернула налево и, дойдя до перегородок из темного дерева, сдвинула наугад одну из дверей. Зашла в прохладную пустую комнату. На татами вразброс стояли чайные пиалы, несколько глиняных и лаковых сосудов, рядом – маленькая бамбуковая взбивалка. Прямо на полу – жаровня, над ней – чугунный чайник; в алькове свиток с изображением трех фиалок, склонившихся к ледяной земле; под ним в бронзовой вазе стебель бамбука с резкими изломами. В проеме, выходящем на сад азалий, она увидела, как угасающий день окрашивает перламутром листья растений. Комната была пуста и тиха – однако Роза ощущала там чье-то