Бургундия
Ферма «У оврага»
Мария Фор
Андре Фор, ее отец, крестьянин
Роза Фор, ее мать
Евгения и Анжела, двоюродные бабушки со стороны Андре
Жанетта и Мария, троюродные бабушки со стороны Розы
Ферма Марсело
Эжен Марсело, крестьянин
Лоретта Марсело, его жена
Селение
Отец Франциск, кюре
Жанно, почтальон
Поль-Анри по прозвищу Риполь, кузнец
Леон Сора-старший, крестьянин
Леон и Гастон-Валери, его сыновья
Анри Фор, по прозвищу Рири, лесничий
Жюль Леко по прозвищу Жюло, староста селения и старший путевой обходчик
Жорж Эшар по прозвищу Шашар, шорник и седельщик
Абруцци
Приходский дом
Клара Ченти
Падре Ченти, ее приемный отец, священник из Санто-Стефано
Алессандро Ченти, младший брат священника и друг Пьетро Вольпе
Старуха-прислужница
Деревня
Паоло по прозвищу Паолино, пастух
Рим
Вилла Аччиавати
Густаво Аччиавати, Маэстро
Леонора Аччиавати, его супруга, в девичестве Вольпе
Петрус, необычный слуга
Вилла Вольпе
Пьетро Вольпе, негоциант, торговец произведениями искусства, шурин Густаво Аччиавати
Роберто, его отец (к моменту действия – покойный)
Альба, его мать
Леонора, его сестра
Вилла Клементе
Семейство Клементе, богатые римские патриции
Марта, их старшая дочь (покойная), великая любовь Алессандро
Тереза, младшая дочь (покойная), виртуозная пианистка
Римский Капитолий
Рафаэле Сантанджело, Губернатор, Правитель Рима
Мир Туманов
Глава совета Туманов (в облике серого коня/зайца)
Страж Храма Туманов (в облике белого коня/вепря)
Маркус и Паулус, друзья Густаво Аччиавати и Петруса
Элий, вождь неприятелей
Малютка из Испанских земель
В свободное время девочка чаще всего сидела среди ветвей. Когда не знали, где она, шли к деревьям. Сначала к большому вязу, что нависал над северной пристройкой и где она любила мечтать, следя за жизнью фермы, потом к старой липе, которая росла в саду кюре возле низкой прохладной каменной ограды, и наконец – чаще всего зимой – к дубам у западного оврага ближнего поля, где на взгорке высились три таких исполина, краше которых во всем крае не найдешь. Малышка просиживала на деревьях все время, которое могла урвать от деревенской жизни, состоявшей из учебы, еды и походов в церковь. Порой она брала с собой каких-нибудь друзей, и те дивились устроенным ею навесным мосткам и проводили там славные денечки, болтая и смеясь.
Как-то вечером она сидела на нижней ветви среднего дуба. Овраг уже наполнялся тьмой, и она знала, что сейчас за ней придут, чтобы увести в тепло дома, поэтому решила, что лучше срезать напрямик через луг и заодно проведать соседских барашков, и пустилась в путь сквозь густеющий туман. Между контрфорсами отцовской фермы и границей владений Марсело она знала каждую кочку и могла бы закрыть глаза и, как по звездам, ориентироваться по колдобинам полей, зарослям тростника у ручья, камням на дороге и отлогим склонам холмов. Но по какой-то совершенно особой причине она широко раскрыла глаза. Совсем рядом с ней, в тумане, шел кто-то, от чьего присутствия странно сжималось сердце и в воображении рождались удивительные картины. Ей привиделся белый конь в отливающей золотом роще и блестевшая под высокими кронами деревьев дорога, вымощенная черными камнями.
Надо бы рассказать, что это был за ребенок – тем более, что случилось такое примечательное событие. Все шестеро взрослых обитателей фермы – отец, мать, две престарелые тетушки и две бабушкины кузины – обожали ее. Ее отличало очарование, не похожее на прелесть детей, чье раннее детство было безоблачным, на ту прелесть, что рождена из доброго замеса неведения и счастья. Нет, это скорее напоминало радужное сияние, которое становилось заметно, стоило ей пошевелиться. Жившие среди пастбищ и лесов соседи сравнивали это сияние с колыханием густых крон. Самая старшая из тетушек, имевшая чрезмерную склонность к необъяснимому, полагала, что в малышке есть что-то сверхъестественное. Впрочем, все сходились на том, что для такого маленького ребенка двигается она странно, словно увлекая за собой невидимый трепещущий воздух, как стрекозы или вербы на ветру. А в остальном – девочка как девочка: темноволосая и очень подвижная, худенькая, но грациозная; глаза как два сверкающих обсидиана, кожа матовая, почти смуглая, на высоких, чуть славянских скулах играет румянец; и наконец, ярко-алые губы изумительной формы. Загляденье. А что за характер! Все бы ей бегать по полям, падать в траву и лежать там, глядя в огромное небо, или шлепать по ручьям босиком, даже зимой, когда вода холодит или кусается. А потом с важностью епископа повествовать всем о важных и ничтожных событиях своих вольных дней. И при этом легкая грусть, какая бывает у тех, чей разум превосходит восприятие и кто по каким-то приметам, присутствующим повсюду, даже в таких укромных, хоть и весьма бедных местах, где она выросла, уже предчувствует человеческие трагедии. И вот эта-то юница, пылкая и скрытная, ощутила рядом с собой в предвечернем тумане присутствие кого-то невидимого, про кого знала – тверже, чем от кюре про Бога сущего, что этот кто-то одновременно дружелюбный и сверхъестественный. Так что, вместо того чтобы испугаться, она шагнула к нему, направляясь по намеченному пути, к барашкам.
