Только позови - [158]

Шрифт
Интервал

— Нет, брат, ошибаешься. Вдобавок сейчас, насколько мне известно, ничего путного не предвидится. Забирай свои деньги, клади их в банк. Лучше в отдельный сейф. Как что объявится, я тебе свистну, и ты их снимешь. Так оно будет вернее. Сумма что надо.

Что верно, то верно. Денег был целый ворох, хотя Александер поменял как можно больше мелких бумажек на крупные. Уинч сложил их в толстую пачку, перетянул резинкой и бросил на игральное сукно, освещенное яркой лампочкой под зеленым колпаком.

— Вот таким путем. Бери! Мне они не нужны, — сказал он и пошел было к двери, но обернулся. — Впрочем, если уж очень хочешь, можешь дать мне расписку.

Александер чертыхнулся и, нацарапав на блокноте расписку, оторвал листок.

— Держи! Так и быть, пусть лежат у меня. Но без твоего согласия я их никуда вкладывать не буду. Если что подвернется, я тебе звякну. А решать сам будешь. Только на таком условии.

— Прекрасно, условие принято. — Уинч взял расписку. У двери он обернулся и подмигнул.

Массивное неподвижное черепашье рыло смотрело на него безо всякого выражения.

— Удружил мне старик Хоггенбек, ничего не скажешь. Ты у меня во где сидишь, — резанул Александер рукой поперек горла. — Ума не приложу, чего ты бесишься? Ну а теперь проваливай к чертям собачьим и не приходи, пока не научишься играть по-человечески.

Уинч негромко хохотнул. Выйдя на улицу, он вытащил расписку и чиркнул спичкой. Он держал листок в пальцах до тех пор, пока он не сгорел до конца, и пустил пепел по ночному ветерку. Зачем ему расписка от Александера? Тот знает, что она у него, значит, все в порядке. Даже если бы Александер узнал, что Уинч уничтожил расписку, он вряд ли смошенничал бы. А вдруг бы смошенничал? Любопытно…

Дурость первостатейная, что и говорить, но не такая, какую учудил Стрейндж со своими семью тысячами. Он не спустит двенадцать тысяч на вечеринки для оравы остолопов, которые все равно ничего в этих делах не смыслят.

Уинч посмотрел на часы: было три утра — и зашагал по Мейн-стрит. Город продувал легкий весенний ветерок, деревья покрывались молодой зеленью. По сравнению с вечерними часами улица была пустынна, хотя и здесь, и дальше, на — Юнион-стрит, спускавшейся под прямым углом к Мейн-стрит, нет-нет да и попадались военные — кто, с женщиной, кто один. Последние недели их прибывало в город все больше и больше. Хорошо бы посидеть часок в каком-нибудь ресторанчике или кафетерии, прежде чем идти к себе. Там сейчас Кэрол, в четыре утра она встанет, чтобы бежать домой. Он частенько теперь куда-нибудь уходил, чтобы поменьше спать при ней. Это было тяжело, он уставал, но ему не хотелось, чтобы она слышала, как он разговаривает во сне, и расталкивала его.

К сожалению, ночных заведений в центре почти не было, все они были разбросаны по бедным окраинным кварталам. Там хозяйничали негры, жарили баранину на вертеле, которая ему уже в глотку не лезла, подавали пиво, а на заднем дворе под сенью развесистых вязов при особом желании можно было раздобыть и бутылочку-другую виски.

Уинча не тянуло в забегаловки такого сорта, а Кэрол и подавно не любила их. Выйдя из «Пибоди», он решил идти прямо к себе на квартиру. Десять кварталов от гостиницы. Ничего с ним не случится, если прогуляется не спеша, к тому времени и Кэрол встанет.

Последнее время его опять начала беспокоить одышка, хотя он тщательно скрывал это от окружающих. Труднее всего было провести Кэрол, особенно когда они бывали вместе, а они встречались почти каждый день, если ему удавалось выбраться пораньше. Одолеть крутую наружную лестницу в квартиру — на это тоже требовалось определённое усилие. Ему приходилось останавливаться по два раза, чтобы отдохнуть, пока он поднимался по ней. Если Уинч шел с Кэрол, он делал вид, будто любуется красивым видом: тут и впрямь было на что посмотреть. Хорошо, что сейчас он один…

Когда Стрейндж ушел, Уинч посидел еще немного, стараясь не слышать орущие вразнобой «вурлитцеры», потом отодвинул стул, встал и улыбаясь оглядел собравшихся за его столом сержантов. Хорошо бы шмякнуть парочку ручных гранат в эти ревущие ящики, вдруг пронеслось у него в голове. Вот оно, их будущее — хромированные поверхности и трубки, пластик, прыгающие слепящие огни и дергающаяся механическая музыка. И сейчас этот грохот, чтобы заглушить то, что говорит душа, когда люди идут в бой, идут умирать и убивать других, таких же взбесившихся и так же яростно сражающихся за свои собственные дурацкие песенки. «Бред! — вдруг захотелось крикнуть ему на весь зал. — Липа!» Он с трудом сдержался. Уходить тоже было неохота, но он обещал Кэрол, что они поужинают в приличном месте.

— Мне жаль покидать столь блестящую компанию, друзья, но что делать! Предстоит еще кое-какая работенка.

— Ты чего, Март? — заорал один. — Знаем мы твою работенку!

Стол загоготал, самое время смотаться. Уинч постоял у машины, вдыхая свежий вечерний воздух. Он знал, что рано или поздно ему придется показаться докторам, и они будут решать, может он еще нести службу или нет, и от этого знания на душе делалось паршиво. Но он не хотел сейчас ни о чем думать.

Так что Стрейндж был прав в одном: Уинчу в самом деле было плохо. Он ничего не сказал своему старшому, но тот все понял по глазам приятеля. Самоубийство Лэндерса потрясло Уинча. Хотя ему не хотелось признаваться в этом никому, даже Стрейнджу, даже Кэрол.


Еще от автора Джеймс Рамон Джонс
Отсюда и в вечность

Роман американского писателя в острой обличительной форме раскрывает пороки воспитания и дисциплинарной практики, существующей в вооруженных силах США.Меткими штрихами автор рисует образы американских военнослужащих — пьяниц, развратников, пренебрегающих служебным долгом. В нравах и поступках героев романа читатель найдет объяснение образу действий тех американских убийц и насильников, которые сегодня сеют смерть и разрушения на вьетнамской земле.


Тонкая красная линия

Рассказывая о боевых действиях одного из подразделений сухопутных войск США против японской армии в годы второй мировой войны, автор в художественной форме разоблачает быт и нравы, царящие в американской армии.Роман позволяет глубже понять реакционную сущность современной американской военщины и ее идеологии, неизлечимые социальные пороки капиталистического образа жизни.Книга предназначена для широкого круга читателей.



Отныне и вовек

В центре широко популярного романа одного из крупнейших американских писателей Джеймса Джонса — трагическая судьба солдата, вступившего в конфликт с бездушной военной машиной США.В романе дана широкая панорама действительности США 40-х годов. Роман глубоко психологичен и пронизан антимилитаристским пафосом.


Не страшись урагана любви

Герой романа — драматург Рон Грант, находящийся в зените славы, — оказался запутанным в сложный любовный треугольник. И он пытается бежать от всех жизненных проблем в таинственный и опасный подводный мир. Суровым испытаниям подвергается и пламенная любовь к Лаки, девушке сколь красивой, столь и неординарной. Честность, мужественность, любовь, чувственность, дружба — все оказывается не таким простым, как казалось вначале. Любовь спасена, но теперь к ней примешивается и чувство неизбывной горечи.


Современная американская повесть

В сборник вошли повести шести писателей США, написанные в 50–70-е годы. Обращаясь к различным сторонам американской действительности от предвоенных лет и вплоть до наших дней, произведения Т. Олсен, Дж. Джонса, У. Стайрона, Т. Капоте, Дж. Херси и Дж. Болдуина в своей совокупности создают емкую картину социальных противоречий, общественных проблем и этических исканий, характерных для литературы США этой поры. Художественное многообразие книги, включающей образцы лирической прозы, сатиры, аллегории и др., позволяет судить об основных направлениях поиска в американской прозе последних десятилетий.


Рекомендуем почитать
Вестники Судного дня

Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.