Только позови - [156]

В следующую же субботу, когда часть вернулась в казармы, он получил увольнительную на ночь и условился с Фрэнсис о встрече.

После того как прошел первый бурный приступ желания, они лежали обнявшись, спокойно, как два старых товарища. Стрейндж не задавал неделикатных вопросов о том, что она делала без него и с кем встречалась.

Добродушно — насмешливое отношение Фрэнсис ко всему на свете заражало. Оно словно протирало стекла в окнах, через которые видишь мир. Нет, Фрэнсис — молоток, рассудительная такая и незлобивая, хоть и безалаберная. С другой стороны, ее чувство юмора в карман не положишь. При ней оно и останется. Особенно когда их перебросят из Кэмп О'Брайера.

— Послушай, ты в бога веришь? — сказала вдруг Фрэнсис.

Вопрос застал его врасплох. Он долго думал, прежде чем ответить.

— Не знаю, — сказал он наконец. — Сейчас уже не знаю.

— Но раньше верил? То есть воспитывался в вере, по-христиански?

— Да.

— То-то и оно. Я вот тоже. Христианское учение насчет секса — это дикость. Шаманские заповеди, — говорила Фрэнсис серьезно. — Не знаю, когда это началось. Скорее всего, с тех первых поселенцев — пуритан, которых проклятые англичане переправили к нам в одна тысяча шестьсот двадцатом. Хитро сделали, что отделались от них.

— А вот мне скоро в Англию предстоит, — усмехнулся Стрейндж. — Может, там теперь малость по-другому.

— Еще бы! Конечно, по-другому, когда они от пуриташек избавились. Правда, викторианцы на такие вещи тоже строго смотрели. — Она возмущенно помотала головой. Стрейнджа разбирал смех.

Когда они распрощались и он покатил в военный городок, его не мучили никакие вопросы, он был в приподнятом настроении и решил заглянуть в гарнизонку, чтобы попросить Уинча о переводе.

Стрейндж давно подумывал о том, чтобы уйти из службы связи. Субботнее приключение с поваром и деревенскими девчонками подтолкнуло его к окончательному решению. Тот не переставал трепаться обо всех подробностях и упорно продолжал звать Стрейнджа по имени. Он мог потребовать, чтобы тот обращался по форме, но опасался, что остальные истолкуют это превратно. Всяческими способами он старался дать понять повару, что ему не нравится такое панибратство. Но толстяка не пронимало ничто; задубелый что твой носорог. А может, он только делал вид, что не понимает намеков. Стрейндж подозревал последнее.

Однако повар оказался лишь последней соломинкой. Главное было не в нем. Главное — не по душе пришлась часть. В роте и так не хватало офицеров, а тут еще двое перевелись в смежные подразделения, и на их место прислали новеньких. Двух взводных сержантов тоже куда-то перевели с повышением, и Стрейндж слышал, что одни из них собирается податься в офицерскую школу. Когда Стрейндж прибыл в роту, дисциплина уже серьезно хромала, а сейчас и подавно разладилась. Что до чести подразделения и духа товарищества, так об этом тут и понятия не имели.

Все это обстоятельно и словно оправдываясь в чем-то он изложил Уинчу. Тот слушал со своей обычной недоброй усмешечкой.

— И куда же угодно пожаловать Вашему Долболобному Величеству? — съязвил он, когда Стрейндж кончил.

— Лучше всего обратно в пехоту.

— Ну, потом пеняй на себя. Сам в молотилку лезешь. А мне что — как хочешь, так и сделаю.

Было всего шесть часов, но просторный пивзал был набит до отказа. Во всю мощь громыхали оба «вурлитцера». Они сидели не за большим круглым столом, а в сторонке, за столиком в углу. То был как бы личный кабинет Уинча в этом заведении, стол держали специально для него, даже когда было полно народу. Уинч предпочел уединиться здесь, как только Стрейндж сказал, что надо поговорить.

— Старик Александер имеет порядочный кусок в нашей лавочке, — сказал Уинч со смешливой сумасшедшинкой в глазах.

— Похоже на то.

— В настоящий момент у меня ничего нет, — продолжал Уинч. — Обе дивизии уже готовы к переброске в Европу. Одна отбывает через неделю, другая вскоре после нее. Личный состав уже прошел медицинское и прочие освидетельствования. Вакансий там нет. — Он замолк, потирая ухо. Раньше Стрейндж не знал за ним такой привычки. — Потом начнем готовить к отправке еще две дивизии, тогда и провернем.

— Это меня устраивает. Вот только я ограниченно годным признан — как тут будет?

Уинч съехидничал:

— Что, пофилонить надумал?

Стрейндж помотал головой.

— Когда намечено отбытие?

— Пока неизвестно. Приказа нет. Как только будет, я сразу же прикомандирую тебя к себе.

— Ну и хорошо! — Стрейндж хотел было встать, но Уинч схватил его за руку.

— Чего насчет Лэндерса надумал? — спросил он.

Стрейндж молчал.

— Ничего не надумал. На учениях в поле особенно не надумаешь. Все вроде куда-то отходит.

— Наверно.

— Знаешь, когда мы там были, все расцвело. Я лет шесть настоящей весны не видел, — сказал Стрейндж, словно бы смущаясь.

— Правда? — встрепенулся Уинч. В глазах у него вдруг пропала злая сумасшедшинка, и взгляд сделался прямым и открытым.

— Так или иначе, все равно умрем. Все умрем рано или поздно.

— Это верно, но в общем чем позднее, тем лучше.

— В общем-то оно так, а не в общем не так, — возразил Стрейндж. — Честное слово, я-то считаю, что его никто бы не удержал. И ничто.