Только б жила Россия - [15]
— Сей случай навсегда войдет в анналы истории, сэр! Лет семнадцать назад, будучи гостем полуденных земель, наш герой возглавил действия соединенной христианской эскадры. До боя с османами не дошло, тем не менее… — Кикин вдруг осекся на полуслове, предупредительно повел рукой. — Его кесарское величество, князь Федор Юрьевич Ромодановский!
К англичанину повернулась человекоподобная глыба, затянутая в огненно-алую венгерку, взглянула пытливо-строго, и Витворт ощутил внутреннюю неловкость… Вот он, «лорд-хранитель» русских узаконений, чье имя ввергает в трепет старого и малого! От преследований не застрахованы даже иностранцы, имеющие дипломатический паспорт. Недавней жертвой этого цербера, — из-за нескольких штук брюссельских кружев, якобы утаенных при досмотре и распроданных московским щеголям, — стал… сам генеральный консул Гудфелло. Бедный эсквайр! Можно понять его печаль, его стремление вырваться отсюда хоть в Вест-Индию!
Ромодановского сменил древний старичок, явно пребывающий, как говорят русские, навеселе.
— Аникита Зотов? Глава всешутейного и всепьянейшего собора? Здесь? — удивленно спросил Витворт и, получив утвердительный ответ, слегка пожал плечами.
Чинной группой стояли дипломаты, аккредитованные при московском дворе: датчанин Георг Грундт, пруссак Иоганн Кайзерлинг, голландец Генрих ван дер Гульст, императорско-римский советник Яков Эрнест Пленнер, венгр Талаба, резидент гетмана Синявского Тоуш. Пока англичанин здоровался с ними, рассыпая улыбки и остроты, мимо проследовал стройный, румяный Эндрю Стайльс. Вид соотечественника, подвизавшегося в русских торговых агентах, несколько покоробил Витворта.
Смех и говор внезапно смолкли, гости хлынули к окнам — во двор въезжал черный кожаный возок, сопутствуемый кавалеристами.
— Сэр Питер? — осведомился англичанин.
— Он!
Головин, Меншиков и Ромодановский поспешили вниз, чтобы встретить властелина у парадных дверей. Остальные, смолкнув, оправляли шпаги, переглядывались — кто весело, кто натянуто, кто нервозно.
Царь вошел стремительно, окинул всех быстрым взглядом, притопнул, сбивая снег.
— Ну-с, где мой визитер? — справился баском. — Ба-а-а! Рад видеть на российской земле… Каково ехалось? Впрочем, дорога ведомая: в Гааге да Вене от угрей и соусов толстеешь, а бедная Польша все назад берет!
Он достал из кармана смятый паричок, встряхнул, — пыль табачная клубом! — покивал хозяину.
— Кормить намереваешься, Федор Алексеич? Зело голоден. С утра — в арсенале, потом — печатный двор, потом — аптекари… Закружило, понесло!
«Этот гигант производит впечатление, хотя в его повадках нет ничего, что указывало бы царственную особу!» — подумал Витворт, присматриваясь к повелителю русских. Высок, строен, изъясняется просто, черты грубовато-красивого лица, изредка передергиваемого судорогой, оживлены стойким светом карих, навыкате, глаз.
Распахнулась дверь в соседнюю залу, мажордом пристукнул посохом, оповестил: «Кушать подано!» Подано было столь многое, что у Витворта пропала надежда на скорый разговор.
Вплыла красавица хозяйка, поднесла именитым гостям рейнского, удалилась.
— Ноне мальчишник у нас, ни одной дамы… — Граф Головин, как бы извиняясь, покачал головой. — Крутеж! О вечере танцевальном вспомнить некогда!
Тост следовал за тостом: пили здоровье ее величества королевы Анны, князь-кесаря Ромодановского, здоровье бомбардир-капитана, чрезвычайного посланника, фельдмаршала, генерала от кавалерии, президента Посольского приказа и… князь-папы Аникиты Зотова.
Петр, сидя напротив гостя, опекаемого Кикиным, вел себя точно подгулявший голландский матрос. Отпускал соленые шутки, грохотал густым басом, подстегивал:
— Анисовой, сэр Витворт, моей любимой!
Посланник с готовностью поднимал чарку, пригубливал, думал безрадостно: увы, конфиденциальная беседа отодвигается на неопределенный срок… Правда, был вопрос царя, еще в начале пиршества, который заставил англичанина насторожиться:
— Слух есть: в Радошковичи завертывал? Как он там, лев молодой?
Витворт помедлил. Говорить о новых замыслах Карла XII, о его твердом намерении разделаться с Польшей и Россией? Несвоевременно. Царь, чего доброго, выкинет перед шведами белый флаг… Интересы англо-австро-голландской коалиции диктуют иное: сковать силы обеих сторон посреди топей европейского северо-востока, обескровить заносчивых русских и, воспретив тренированной шведской армии марш на запад, в то же время сохранить ее как дополнительный козырь коалиции в борьбе с французами за испанское наследство!
— Король Карл? — уходя от прямого ответа, переспросил Витворт. — Лих, безогляден, склонен к риску, порой ничем не оправданному. Вот происшествие самых последних дней. Некто Пальмберг был схвачен польско-саксонскими гусарами и, будучи серьезно болен, отправлен в Гросс-Глогау. Что предпринимает король? В сопровождении двух-трех господ свиты, переодетый капралом, навещает своего протеже, фланирует вдоль укреплений, наконец идет обедать в корчму. И это — на глазах у сотен саксонских солдат!
— Сунулся бы он к Москве так-то! — иронически бросил Меншиков, выгибая золотистую бровь.
Роман рассказывает о подвигах уральцев и сибиряков в годы гражданской войны, которые под руководством В. Блюхера, Н. и И. Кашириных, И. Грязнова громили белогвардейцев на Восточном фронте, а затем броском через Сиваш определили судьбу «черного барона».
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.
Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .
Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.
Аннотация издательства: Герой Первой Мировой войны, командующий 2-ой армией А.В.Самсонов погиб в самом начале войны, после того, как его войска, совершив знаменитый прорыв в Восточную Пруссию, оказались в окружении. На основе исторических материалов воссоздана полная картина трагедии. Германия планировала нанести Франции быстрый сокрушительный удар, заставив ее капитулировать, а затем всеми силами обрушиться на Россию. Этот замысел сорвало русское командование, осуществив маневр в Восточной Пруссии. Генерал Самсонов и его армия пошли на самопожертвование.