Только б жила Россия - [13]

Консул иронически покривился.

— Кому суждено быть повешенным, тот не рискует утонуть! Вам известны слова Карла XII, сказанные после закладки Санкт-Петербурга? «Пусть варвары занимаются строительством городов, мы оставляем за собой славу разрушать их!» И, должен вам сказать, царь и его окружение восприняли эту угрозу весьма и весьма нервозно…

— Следовательно, первое, о чем заговорят они, будет английское посредничество?

— Уверен!

— Постараемся во что бы то ни стало избежать прямого ответа. Никаких сколько-нибудь определенных обещаний, эсквайр! С другой стороны… — Витворт многозначительно прищурился.

— Вот именно, — подхватил его мысль Гудфелло. — Пройти по острию бритвы, оградить кошельки подданных ее величества от посягательств царской таможни… Дело трудное!

— Конечно, я не должен заострять их внимание на жалобах табачной торговли, а тем более выступать как ее специальный представитель. Укажем главные претензии в ряду прочих, — способ самый верный, самый испытанный!

Оба, разминаясь, медленно прошли из конца в конец зала.

— Давно хотел спросить вас, эсквайр, где сейчас находится капитан Перри.

— В Воронеже, на строительстве доков. Последний раз приезжал сюда, если не ошибаюсь, год тому назад.

— А что же с каналом Волга-Дон?

— Работы приостановлены, и боюсь, навсегда. Бедному Перри, говоря откровенно, не повезло. Шесть лет ему не выдают положенного жалованья — можете судить, сэр, в какую почтенную страну мы попали!

— Я слышал о Перри много похвального. Вероятно, следует позаботиться о его скорейшей отправке домой… — Витворт щелкнул крышкой, часов. — Итак, джентльмены, когда нас примет сэр Питер?

Гудфелло с сомнением покачал головой.

— Рассчитывать на официальный прием вряд ли целесообразно, ибо сэру Питеру не сидится в Москве. Лучше искать приватной беседы, через посредство лорда Головина, президента Посольского приказа. Мой совет — не откладывать и ехать к нему завтра же, с утра.

— Отлично. Вэйсборд, распорядитесь… Кстати, эсквайр, а что вы скажете о царском любимце Меншикове?

Гудфелло с досадой пожал плечами.

— Заносчив, плутоват, коварен. Лет с одиннадцати, отданный в ученье, торговал пирогами на улицах. Карьеру при дворе начал простым слугой, спал в ногах царя, отличался сметкой и проворством, чем и вошел со временем в беспримерную милость. Теперь он — второй человек в этой стране.

Витворт, вороша кочергой малиновые угли в камине, поднял голову.

— Я не о том. Насколько далеко простирается заинтересованность Меншикова в делах английской табачной компании?

— Подозреваю самое худшее, сэр, о чем я и сообщал в Лондон: лорд Сашка лелеет мечту о полном вытеснении виргинского табака местным сортом, выращиваемым у себя на юге!

— Но доказательства, какие доказательства?

— Их в скором времени представит человек, весьма близкий к царскому двору.

И консул впервые увидел, как может волноваться невозмутимый, уверенно-спокойный сэр Витворт: он побледнел, отшвырнул кочергу, резко выпрямился.

— Не думаете ли вы, что напрасной была вся моя поездка? — тихо, с угрожающими нотами в голосе, спросил посланник. — Вы сказали — президент Головин? В конце концов, начнем с него. Я согласен.

6

Однако президент опередил. Едва чрезвычайный посланник изготовился ехать к нему с визитом, как перед окнами Лефортова дворца остановилась карета, запряженная шестью белыми лошадьми, и лакей доложил о прибытии чиновника Посольского приказа.

— Просите! — Гудфелло нервно кашлянул. — Гм, царский экипаж… Странно, очень странно. Будьте готовы, сэр, к любому сюрпризу.

Вошел человек средних лет, с заостренными чертами бледного лица, поклонился, разлепив тонкие губы, приветствовал высокого гостя на чистейшем английском языке. Витворт вопросительно взглянул на Гудфелло, и тот — весь предупредительность и любезность — рассыпался в комплиментах:

— Разрешите представить — мистер Александр Кикин, переводчик Посольского приказа, одна из восходящих звезд Москвы. Сержант лейб-гвардии Преображенского полка. Искусный корабел. Сопровождал его царское величество в заграничном путешествии. Тонкий и остроумный собеседник, соотечественники называют его Дедушкой. Страстный поклонник поэзии сэра Степнея…

— О-о, — в свою очередь расцвел посланник. — Сэр Степней — мой дорогой, незабвенный учитель. Вдвойне рад знакомству… — и повел рукой на кресло. — Прошу.

Трое уселись, приняли из рук лакея венгерское в хрустальных бокалах. С минуту помолчали. Витворт, сияя беззаботно-веселой улыбкой, прикидывал в уме, что бы мог означать приезд посольского чиновника. Сержант гвардии, переводчик — не слишком ли это мало для разговора с ним, чрезвычайным посланником? Правда, царь и сам пока не поднялся выше ротного капитана, однако если русские намерены продолжать в том же духе… Но спокойствие, черт возьми, спокойствие! Для начала посланник вежливо справился о здоровье графа Головина.

— Был болен, и серьезно. Теперь, слава богу, кризис миновал, — ответил Кикин.

— Желаю господину президенту скорейшего и полного выздоровления, — любезно сказал посланник. — Тем более что зима в России — самое целительное время.

— О да! Вы сами убедитесь в этом, сэр, проведя в Москве хотя бы год.