Только б жила Россия - [16]
— Ага! — подхватил Аникита Зотов. — Н-не жавидую! Ошобливо… ежели… на девок дорогомиловшких наткнетша… у-у-у!
— Что ж будет, кир Аникита? — со смехом справился Петр.
— Шули оттяпают!
Застолье грохотало.
«Где я? — с оторопью думал гость, выслушав смягченный перевод. — Во дворце первого русского сановника или… в развеселой йоркширской таверне?»
Всяк творил свое. Здесь и там сновали карлы Тимоха и Ермоха, надув бычьи пузыри, колотили друг друга. Плел дикий вздор Зотов, адресуясь к Ромодановскому: князь-кесарь, подобрев, мирно грыз гусиную ногу. О чем-то сладенько нашептывал Меншикову черноокий господинчик, и генерал от кавалерии то внимал пройдохе, то беспардонно вторгался в разговоры вокруг, вскакивал, цепляя соседей широченными алыми обшлагами.
Где-то посредине обеда он возгласил:
— Опять и опять здоровье господина бомбардира! И преогромное ему спасибо за все содеянное для нас!
— Ну врешь! — пресек его хвалебную речь Петр Алексеевич. — Возвышая тебя и других, не о вашем счастье я думал, но о пользе общей. А если б знал кого достойнее тебя, то, конечно, генеральство от кавалерии носил бы кто-нибудь иной! — Он схватил наполненный по край кубок, огляделся. — Ну кто смел… кто грянет присловье умное?
И тут поднялся румяный сверх всякой меры Эндрю Стайльс. Расплескивая вино, он перегнулся через стол, крикнул по-русски:
— Да живьет шестное торговое дьело, сэр Питер!
— Молодчина, Андрей! Ах, молодчина! — растроганно молвил царь. — Иди сюда, расцелуемся!
— Виват!
В общем веселии не принимал участия, пожалуй, лишь сам хозяин, граф Головин, который, побледнев, отошел к окну.
— Сердце? — кратко спросил Витворт у сидящего рядом переводчика Посольского приказа.
Лисье лицо Кикина приняло минорное выражение.
— Вы угадали, сэр. А началось это после многократных переездов графа по просторам Сибири и особенно — после долгих нерчинских словопрений с китайскими послами.
— Нерчинск, Нерчинск… Да, вспомнил! — произнес Витворт. — Кстати, как далеко Амур от Москвы?
— Шесть тысяч английских миль, сэр.
— О-о!
Витворт принялся увлеченно расспрашивать о географии дальневосточных владений России, о смельчаках-переселенцах, о казачестве… Петр — по ту сторону стола — некоторое время прислушивался к разговору и вдруг встал, с грохотом отодвинул кресло.
— Ф-фу, засиделись… Айда, сэр Витворт, побеседуем.
8
Царь толкнул ближайшую дверь, пропустил гостя вперед. Витворт огляделся. Весьма оригинально! Попали, вероятно, в посудный чулан: кругом, до потолка, громоздились ендовы, блюда, стопы тарелок и чашек.
— Эй, кресло господину посланнику, прочие — кто где… — Петр увидел пьяненького Аникиту Зотова, шагнувшего следом, строго закусил ус. — Иди-ка, старче, в диванную. Беспокоит меня твое здравие, ох, беспокоит.
Он потеснил кубки и стаканы, — что-то покатилось, упало, рассыпалось вдребезги! — уселся на край стола, поматывая длинной, в гарусном чулке, ногой.
Витворт, изогнув стан, преподнес ему кредитивную грамоту, — царь, приняв, передал Головину.
— Вникнем, будь спокоен. А пока… извини за столь скромный прием. Церемонии да куртаги в девках приелись! — Кикин перевел, и англичанин поплескал кончиками пальцев.
Впрочем, успокаиваться и расслабляться было рано, — русские взяли с места в карьер.
— Что там ваш Джон Робинзон затеял? Вроде б переговор с Карлусом ведет. Вправду ли?
— Досадное недоразумение, ваше величество! — пылко возразил сэр Витворт. — Моя повелительница поручила мне заявить: если кто-то и позволил себе подобные переговоры, он вел их, не имея на то никаких полномочий!
Меншиков, оседлав приоконный ларь, усмехнулся.
— Значит, брякнул, никого не спросясь, в обход лордов? Так надо понимать?
— Полити́к — вещь коварная, — заметил Петр. — Любое слово, самое пристойное, осьмеркой выгнется… Продолжай, сэр посланник, слушаем!
— Главная цель моей миссии — дать вашему величеству новые и более полные уверения в неизменной дружбе, испытываемой королевой Анной к вам. Ее непременное желание — упрочить англо-русские контакты, вступить с вами в тесный дружественный союз ради обоюдных торговых выгод!
Петр хлопнул себя по колену.
— Спасибо, милый! Только почему лишь торговые? Союз так союз, в полный разворот. Вкупе действовать надо, вкупе! — Он переглянулся с Головиным. — Расскажи, Федор Алексеевич, какие тут Безенвал клинья подбивал!
Безенвал… Это имя было хорошо известно Витворту, он весь превратился в слух.
— Полгода тому назад, сэр, нас посетил инкогнито посланец Людовика XIV и обещал самое широкое посредничество между Швецией и Россией при одном-единственном «но»: дабы мы отказались от поддержки англо-голландской военной коалиции.
— Что же государь изволил ответить посланцу? — поинтересовался Витворт.
— Отослал француза восвояси, присовокупив: до сих пор мы не имели повода сомневаться в благорасположении своих старых друзей, — многозначительно произнес Головин.
— Бог с ним, с Безенвалом! — отмахнулся Петр, закуривая трубку. — Я вот о чем думаю, сэр Витворт. Не закрепить ли уговор наш на бумаге?
— Верно! — подтвердил Головин. — Опереться на прожект совместный, в коем учесть основные союзные статьи, а именно: Великобритания содействует нам в решении балтийских споров, мы со своей стороны…
Роман рассказывает о подвигах уральцев и сибиряков в годы гражданской войны, которые под руководством В. Блюхера, Н. и И. Кашириных, И. Грязнова громили белогвардейцев на Восточном фронте, а затем броском через Сиваш определили судьбу «черного барона».
В книгу члена Российского союза писателей, военного пенсионера Валерия Старовойтова вошли три рассказа и одна повесть, и это не случайно. Слова русского адмирала С.О. Макарова «Помни войну» на мемориальной плите родного Тихоокеанского ВВМУ для томского автора, капитана второго ранга в отставке, не просто слова, а назидание потомкам, которые он оставляет на страницах этой книги. Повесть «Восставшие в аду» посвящена самому крупному восстанию против советской власти на территории Западно-Сибирского края (август-сентябрь 1931 года), на малой родине писателя, в Бакчарском районе Томской области.
Так сложилось, что в XX веке были преданы забвению многие замечательные представители русской литературы. Среди возвращающихся теперь к нам имен — автор захватывающих исторических романов и повестей, не уступавший по популярности «королям» развлекательного жанра — Александру Дюма и Жюлю Верну, любимец читающей России XIX века граф Евгений Салиас. Увлекательный роман «Миллион» наиболее характерно представляет творческое кредо и художественную манеру писателя.
Роман «Коронованный рыцарь» переносит нас в недолгое царствование императора Павла, отмеченное водворением в России орденов мальтийских рыцарей и иезуитов, внесших хитросплетения политической игры в и без того сложные отношения вокруг трона. .
Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.