Только б жила Россия - [114]
— Люди накормлены, господин фельдмаршал? — спросил Петр.
— В котлы пошла баранина молодая, спасибо калмыкам.
— Как с артиллерией?
— Занимает место в интервалах, — отозвался Брюс. — Поедет обок.
— Вот-вот, нечего ей в хвосте плестись.
Привстав на стременах, светлейший всматривался в далекие порядки неприятельской армии.
— А ведь оправились-таки. Вижу гвардию посредине. Слева, судя по знаменной расцветке, полки Остроготский, Упландский, Кальмарский… Язык сломаешь, выговаривая!
Людвиг Алларт продолжал:
— Справа — Йенчепингский, Вестманладский, Зидерманландский… Пехотное ядро — двенадцать полковых знамен.
— А кто на крыльях? — спросил Петр.
— С юга — рейтары Дикера, Таубе, Шрейтерфельда, Адельсфана, лейб-регимент и, кажется, драбанты. Да, они… Заключается крыло сапежинцами Понятовского. С севера — драгунские и кирасирские регименты Мардефельда, Гульденштерна, Веннерштедта, Крууза, Гельма. Замыкает конница Мазепы.
— Сколько их всего на глаз?
— Тысяч тридцать шесть, а то и сорок, ваше величество.
— Ч-черт! — выбранился светлейший. — Кого ж мы били-колотили пять часов подряд?
— Прикидкам верь, да ощупью проверь, — молвил Борис Петрович, с беспокойством оглядываясь на ретраншемент. — Потеснить бы гренадер, а то лефортовцам встать негде.
— Не торопись, — предостерег Петр, водя трубой по закрайкам Будищенского леса. — Ты заметил — наша линия дольше раза в полтора?
— Этак-то спокойнее.
— А ну швед перетрусит?
Борис Петрович кисловато подвигал губами. Шутить изволит государь… Вроде бы не к месту: виктория-то на концах не только русских, но и шведских штыков, а они покудова остры… Кто знает, каково будет похмелье?
— Перетрусит, и слава богу, — обронил он.
Петр гневно сверкнул глазами.
— Что ты со мной делаешь, изверг? Я сего часа десять лет жду!
К фельдмаршалу неожиданно присоединился умница Репнин, командир второй пехотной дивизии.
— Одначе… — сказал он пискляво. — Надежнее иметь баталию с превосходным числом, нежели с равным.
— Головчин вспомнил, едрена-мать? Осторожничаешь? — гаркнул Петр Алексеевич, и генерал отступил в сторону, оскорбленно запыхтел. — Прости, вырвалось незнамо как… — Царь с досадой покусал губу. — Какие полки еще не выведены?
— Лефортов, Бильсов, Ренцелев, — он только что Росса на аркане приволок.
— Наш пострел кругом поспел, — заулыбался Петр. — И все ж передай: остаются в резерве… А кто это к Боуру потянулся?
— Драгуны Григорья Волконского.
— Придержать!
— Ой, умаляется фрунт, ой, беда… — покачал головой Борис Петрович. — Всю как есть линию нарушаем… Устав-то что гласит?
— Не держись устава, яко слепой стены, — отчеканил Петр. — Лишь бы в тыл не дуло, и шведа выманить на приволье.
Шереметев отъехал прочь, отдавая приказы. Вернулся потрясенный.
— Лефортовцы-то… разобижены страсть!
— Ну? — Петр вслушался на мгновенье: из конца в конец вражеской армии пели трубы, наддавала барабанная дробь. — Изготовились… Как думаешь, поспеем до резервов?
Вот и третья линия. Угрюмые, застыли Ренцель, Бильс, Головин, Волконский со своими полковыми командирами, крепились, отводили глаза. Правда, кавалерийские начальники тут же успокоились: им был поручен пост между конницей Боура и войском гетмана Скоропадского, нацеленным по врагу с северо-запада.
— Учти, князь Григорий. Помогать любой атакованной стороне.
Теперь ждал разговор с резервной пехотой. Крайний лефортовец, знакомый чуть ли не с пеленок, хрипло выкрикнул:
— Чем же мы провинились, надёжа?
— Боя хоти-и-им! — стоусто загудели шеренги.
Петр, взволнованный, помедлил перед солдатами.
— Дети сердца моего, товарищи… Вы — надёжа моя светлая, только вы! Знайте: дрогнет передний строй, вам исправлять, боле некому. А милость и награда со всеми наравне.
— Премного благодарны! В поле бы, все ж таки… Уррр-рра-а-а-а! — крики вразнобой.
Взвеселив жеребца, Петр поравнялся с новобранцами, затемно переодетыми в платье Новгородского полка.
— А вы чего пригорюнились? Думаете: наобещал и забыл? Ан нет: артиллерию в просветах видите? Пойдете при ней, то есть при ее колесах, ну и подранками займетесь, — Он подмигнул. — Авось, пульку-другую укусите. Чур, не глотать. Никакой шомпол назад не выбьет.
Рекруты отозвались веселым смехом.
Кружным путем Петр вернулся к лейб-гвардии, и как раз впору: швед сыграл марш.
— Ну, Борис Петрович, изволь командовать кор-де-баталией. Я — со своим полком и — везде.
Фельдмаршал вскинулся испуганно.
— Государь, об одном прошу — отдались от тех мест, где опасно. Твое дело — повелевать, а наше…
— Вот-вот, а ваше — делать свое дело. Кончим уговоры, главный командир, — отрезал Петр. — Я солдат, как и все, а солдату в строю быть положено!
— Мин херц… — умоляюще прогудел светлейший.
— И ты туда же… — Царь усмехнулся. — Ладно, допустим на минуту: вы — в огне, я — с горы, вназирку. Гоже ль будет, в солдатских да офицерских очах?
— Гляньте, в логовине-то… — громко сказал Меншиков. — Тронулся свей. Тронулся!
— Вперед ступай! — велел Шереметев, и дивизионные генералы разнесли команду: ступай, ступай, ступай… Оглушительно взрокотали барабаны, запели гобои и флейты; русские гулкой поступью пошли навстречу врагу.
Петр стиснул зубы. Давно готовился к этому часу, торопил, сдерживал, натаскивал, не щадя скул и ребер… Кажется, учел все, возможное и невозможное, да разве предугадаешь, как оно повернется, каким концом? Утренний бой — лишь зачин смертельного действа…
Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».
Фронтовики — удивительные люди! Пройдя рядом со смертью, они приобрели исключительную стойкость к невзгодам и постоянную готовность прийти на помощь, несмотря на возраст и болезни. В их письмах иногда были воспоминания о фронтовых буднях или случаях необычных. Эти события военного времени изложены в рассказах почти дословно.
Эти сказки написаны по мотивам мифов и преданий аборигенных народов, с незапамятных времён живущих на морских побережьях. Одни из них почти в точности повторяют древний сюжет, в других сохранилась лишь идея, но все они объединены основной мыслью первобытного мировоззрения: не человек хозяин мира, он лишь равный среди других существ, имеющих одинаковые права на жизнь. И брать от природы можно не больше, чем необходимо для выживания.
Аннотация издательства: Герой Первой Мировой войны, командующий 2-ой армией А.В.Самсонов погиб в самом начале войны, после того, как его войска, совершив знаменитый прорыв в Восточную Пруссию, оказались в окружении. На основе исторических материалов воссоздана полная картина трагедии. Германия планировала нанести Франции быстрый сокрушительный удар, заставив ее капитулировать, а затем всеми силами обрушиться на Россию. Этот замысел сорвало русское командование, осуществив маневр в Восточной Пруссии. Генерал Самсонов и его армия пошли на самопожертвование.
Италия на рубеже XV–XVI веков. Эпоха Возрождения. Судьба великого флорентийского живописца, скульптора и ученого Леонардо да Винчи была не менее невероятна и загадочна, чем сами произведения и проекты, которые он завещал человечеству. В книге Дмитрия Мережковского делается попытка ответить на некоторые вопросы, связанные с личностью Леонардо. Какую власть над душой художника имела Джоконда? Почему великий Микеланджело так сильно ненавидел автора «Тайной вечери»? Правда ли, что Леонардо был еретиком и безбожником, который посредством математики и черной магии сумел проникнуть в самые сокровенные тайны природы? Целая вереница колоритных исторических персонажей появляется на страницах романа: яростный проповедник Савонарола и распутный римский папа Александр Борджа, мудрый и безжалостный политик Никколо Макиавелли и блистательный французский король Франциск I.
4833 год от Р. Х. С.-Петербург. Перемещение в Прошлое стало обыденным делом. Группа второкурсников направлена в Петербург 1833 года на первую практику. Троицу объединяет тайный заговор. В тот год в непрерывном течении Времени возникла дискретная пауза, в течение которой можно влиять на исторические события и судьбы людей. Она получила название «Файф-о-клок сатаны», или «Дьявольский полдник». Пьеса стала финалистом 9-го Международного конкурса современной драматургии «Время драмы, 2016, лето».