Толедские виллы - [45]

И дамы и кабальеро расхохотались в ответ на остроумную речь прекрасной Нарсисы, а шутница донья Грасия молвила:

— Отличное начало, прекрасная королева виллы! Вы хотите, чтоб веселье для нас началось сегодня со сдачи в плен.

— В приключениях странствующих рыцарей, — с улыбкой отвечала королева, — пиршество не раз завершалось плевом. Клянусь, вам нелегко придется, пока ваши возлюбленные не наберутся храбрости и не избавят вас от моей власти.

С такими и другими веселыми шутками прошли в означенный вход все, кроме тех, кто был в любви только искателем; таковыми оказались дон Фернандо, дон Алонсо, дон Мельчор, дон Суэро, дон Бела и дон Мигель — все холостые и влюбленные, ибо пока страсти не запряжены в ярмо брака, два этих атрибута отлично совмещаются в одном субъекте.

Ворота главной арки закрылись, тогда растворились ворота боковые, и над находившимися по левую руку гости прочли следующую надпись: «В сии ворота могут пройти те, кто настолько уверен в своей даме, что уже не страшится козней времени и непостоянства. Следуя по различным путям, ведущим в Замок домогательств Амура, они узнают, несколько успешны их собственные домогательства».

А над воротами справа значились такие слова: «В сии ворота проходят те, кто, терзаясь ревностью, подозрениями и страхом, сомневается в исполнении своих надежд; в аллеях Рощи они найдут предсказанье о том, будет судьба их счастливой или же злосчастной».

— Ну нет, я сюда не пойду, — молвил дон Алонсо. — Усомниться в чувствах доньи Леокадии ко мне было бы оскорбительно для нее.

— И я тоже, — сказал дон Мигель. — Хотя в своем девизе на водном турнире я притворно объявил себя свободным от любовных страстей — отчасти в угоду моей даме, — я все же надеюсь, что мое служение она вознаграждает своей верностью.

— Нам известно, — заметил дон Мельчор, — что вы служите донье Маргарите; однако мы не уверены, настолько ли вы утвердились в ее милостях, что можете не бояться опалы.

— Не правы те, кто постоянно ее опасается, — молвил дон Суэро, — и, встречая взаимность, платят за нее подозреньями — сомневаться без причины свойственно лишь малодушным. Что до меня, я тоже намерен пройти в ворота доверия.

— Не осмелюсь сопутствовать вам, — сказал дон Фернандо, — ибо милости Анарды, с виду ко всем равнодушной, оспаривают, кроме меня, еще дон Хиль и дон Нуньо — хотя смею надеяться, что из нас троих я занимаю в ее душе более почетное место.

— Стало быть, — спросил дон Мельчор, — вы намерены пройти в ворота подозрений?

— Несомненно, — ответил дон Фернандо. — Ведь всякий истец, сколько бы ни уверял он себя в своих правах, не перестает сомневаться вплоть до вынесения приговора.

— Ну что ж, я составлю вам компанию, — сказал дон Мельчор, — ибо моя страсть еще не разгадала чувств Исабелы, дамы столь сдержанной в своих милостях, что я всечасно сомневаюсь, действительно ли их удостоен.

— У меня еще больше оснований присоединиться к вам, — заметил дон Бела, — ибо я почти уверен, что ревную не напрасно и, завидуя дону Нуньо, вправе сетовать на Нарсису.

— Итак, все ясно, — сказал дон Фернандо. — Мы разделились по трое. Да смилуется над нами судьба и да пошлет Амур нам, терзаемым страхами, счастливые предсказанья в сей мнимо волшебной Роще.

— Пусть же Амур сопутствует вам, — ответил дон Суэро, — а мы, благородно доверчивые, в отличие от вас, разумно опасливых, пойдем в ворота под левой аркой и не станем завидовать, что вам достались правые, хотя вы сможете сказать, что оказались правее нас.

Итак, в одни ворота прошли дон Алонсо, дон Суэро и дон Мигель, а в другие — дон Фернандо, дон Мельчор и дон Бела; каждая тройка увидела перед собой по три аллеи, которые были обсажены миртом, лавром и другими душистыми растениями и вели в лесную чащу; по правую сторону, у каждой из трех аллей было по табличке с надписью: на одной значилось «Страх», на второй «Сомневающаяся ревность», на третьей «Недовольство собой».

— Вот эта третья — для меня, — сказал дон Мельчор, — ибо высокие достоинства Исабелы столь превосходят мои заслуги, что даже скудные милости, мне оказываемые, я считаю слишком щедрыми.

— У меня же никто не оспорит права войти в аллею древности, — сказал дон Бела. — Хотя она «сомневающаяся», однако милости, коими награждает Нарсиса дона Нуньо, кажутся мне непомерно огромными.

— Ревность обоснованная уже была бы не ревностью, — возразил дон Фернандо, — но разочарованием, а злая молва Дает ей еще худшее названье, которое столь позорно для нашей головы, что язык не смеет его произнести. Я удовольствуюсь аллеей, носящей названье благоразумного страха, ибо чрезмерная уверенность и настойчивые искательства плохо сочетаются.

— Пусть же удача сопутствует нам! — сказал дон Бела. — Судя по тому, что этот лабиринт — порожденье ума моей дамы, пророчества не будут истинны; все же ревности должно опасаться, даже шуточной, ибо любовь и по более ничтожным приметам готова судить об успехе или неуспехе своих стремлений.

С этими словами все трое вошли в аллеи, каждый в свою, восхищаясь умом их создательницы. Дон Фернандо, едва сделал несколько шагов, увидал кресло, увитое всевозможными цветами, а на спинке его надпись: «Надежда», под которой были следующие стихи: