Точка зрения - [66]

— Городские девушки не очень-то охотно едут в пустыню, ведь тут ни парков, ни театров…

— Не знаю, не знаю… А как же другие девушки с тобой на промысле работают в пустыне? Чем они хуже твоей невесты? А места наши получше иных прочих, воздух, как бальзам, пить можно.

Ахмед призадумался. Старик привык к пустыне и представить себе не может, что такое Киев — город, утопающий в цветах. Кто привык к цветам, к песку не сразу душой потянется.

Наутро, когда солнце изрядно поднялось над вагончиком, появился вертолет. Дав над поселком небольшой круг, он опустился за барханом, на вершине которого трепыхался маленький красный флажок. Кандым-ага ждал этот вертолет, потому что по рации сообщили о приезде невесты Ахмеда. Когда лопасти вертолета замерли, старик в сопровождении повара Хасана Мурта и официанток Кати и Ольги подошел поближе. Узнать среди четырех-пяти пассажиров Оксану не представило никакого труда. Девушки напористо и несколько сентиментально бросились обниматься с нею. Хасан Мурт протянул руку. Но Кандым-ага был на высоте восточного этикета. Он втянул ладони в рукава и в таком виде обратил к белолицей гостье запястья. Получилась маленькая заминка, потому что Оксана не поняла жеста.

Оксана то и дело оглядывалась, бросала быстрые взгляды в сторону вагончика. Поняв, девушки объяснили ей, что Ахмеда пока нет: на скважине произошла небольшая авария, и он там нужен.

— Ох и жарища у вас! — сказала Оксана, когда они добрались до жилья Ахмеда. — Вот бы мне ваш загар!

— Жарищу ты почувствуешь часа через три, — сказала, улыбнувшись, одна из официанток, — а загар — дело наживное. Пока же, может быть, выкупаешься?

— Далеко баня?

— Километров восемьдесят. Но здесь у нас неплохой душ.

После душа на некоторое время стало вроде бы попрохладнее. Девушки привели Оксану в вагончик, где за столом перед аппаратом, похожим на радиоприемник, сидел «очкарик» и читал «Огонек». Попросили связать с Ахмедом Ахмедовым. «Очкарик» внимательно посмотрел из-за толстых стекол на Оксану и взялся за микрофон. В рации что-то сильно затрещало.

— Восьмой, восьмой! Я — Кумли, восьмой!

— Я — восьмой, — ответил аппарат голосом, от которого сердце Оксаны дрогнуло.

— Тут с тобой хотят разговаривать, — сообщил «очкарик» и протянул микрофон Оксане. — Когда говорите, нажимайте эту кнопку, а будете слушать — отпускайте.

— Алло, слушаю! — снова раздался голос Ахмеда.

Но разговора у них не получилось — возможно, потому, что на Оксану были устремлены три пары откровенно любопытных глаз, а может, и по какой другой причине.

Прошло дней десять.

Августовская жара неистовствовала. Казалось, не только земля, но и небо стало желтым от зноя. С утра до самого вечера не было и намека хотя бы на зыбкую тень. Жестяные крыши вагончиков раскалялись так, что в помещении было, пожалуй, еще хуже, чем на воздухе. У Оксаны разламывалась голова от боли. «Без привычки!» — утешал ее и себя Ахмед.

Как-то в один из приступов головной боли Оксана сказала:

— Мне, наверное, лучше бы и не приезжать, только хлопоты со мной.

Ахмед рассердился, ничего не ответил, а она взяла со столика транзистор и снова прилегла. Поймала много раз слышанный скрипичный концерт. Мыслями она сейчас была в Киеве, на травянистом берегу Днепра, где, кажется, вечность назад она впервые поцеловалась с Ахмедом. Да, вечность… Трудно даже представить, что сейчас где-то среди цветников в ажурных павильонах сидят люди и лакомятся мороженым. Главный врач, прилетавший сюда позавчера, предлагал ей работу. Но как жить, если здесь не найдешь ни за какую цену ни травинки, ни цветка…

Перед самым закатом солнца грузовик привез с вахты газовиков. Рабочие, чьи спецовки были пропитаны машинным маслом и потом, шумно переговариваясь, расходились по своим вагончикам. Оксана на пороге встретила Ахмеда, облаченного в жесткий джутовый китель и брезентовые сапоги.

— Поправляешься? — как можно веселее спросил он.

Она ничего не могла сказать, только кивнула и положила голову ему на грудь. Так ей было жалко себя в этот момент, что не сразу и поняла, когда Ахмед сказал:

— Я только в душ — и назад!

Вернулся он освеженный, в красивой тенниске с короткими рукавами. Как раз в этот момент вышел со своей половины и Кандым-ага.

— Как работалось, сынок? — спросил он.

— Все отлично, Кандым-ага. Сейчас схожу на разнарядку, а потом закусим тем, что приготовила нам Оксана. Кажется, у нее там в кастрюле кролик. Пахнет, во всяком случае, вкусно.

В ожидании Ахмеда Кандым-ага и Оксана уселись на скамейку возле вагончика и стали смотреть, как рабочие на песке играли в волейбол. Стало попрохладнее, и собаки, целый день провалявшиеся под вагончиком, уже покинули свои убежища, проявляя явный интерес к еде.

Так хотелось Кандыму-ага поговорить с этой новой соседкой, да вот познания его в русском были равны нулю. Единственным, что он несколько раз повторил, пока сидели на скамеечке, было:

— Аксона, Ахмед — кароши челвек…

Девушку позабавило то, как он произнес ее имя.

Обед, приготовленный Оксаной, пришелся по вкусу и старику и Ахмеду, о чем они с большим удовольствием сообщили стряпухе.

— Плохо только, что уезжать она собирается, — тихо сказал Ахмед, — видно, наше лето не каждому под силу, Кандым-ага…