Точка вымирания - [13]

Микрофоны уловили крики ужаса тех, кто находился в студии, однако их было едва слышно из-за звуков, которые издавал захлебывавшийся собственной кровью ведущий. Тело его билось в судорогах, будто сотрясаемое эпилептическим припадком. Изо рта на стол хлынул поток крови. После нескольких секунд жестокой тряски ведущий вдруг резко замер, его нижняя челюсть отвисла, и он испустил долгий вздох. Голова качнулась вперед и уперлась подбородком в окровавленную рубашку.

Крики, которые микрофон доносил во время агонии, смолкли, сменившись всхлипами и плачем.

Эмили поняла, что вся дрожит.

– Боже мой, – прорыдала она, прижимая ладони ко рту. – Черт! Черт! Черт! Натан, ты это видел? Боженька, Господь всемогущий, началось!

Эмили обернулась к Натану. Ее бойфренд так и стоял посреди кухни с побелевшим от шока лицом и налитыми кровью глазами. Из его рта, пачкая рубашку, извергались красные потоки, а на ковре росла карминная лужица.

Глава четвертая

Натан упал бездыханным на кухонный пол.

Тело привалилось к стене у холодильника, а рядом медленно расползалось кровавое пятно, подбираясь к форменным полицейским брюкам.

Эмили не знала, сколько она смотрела на безжизненное тело Натана. Должно быть, прошло не слишком много времени, хотя крики и стоны умирающих, доносившиеся из соседних квартир, наконец-то, к счастью, стихли.

Впрочем, тогда она едва отметила эти крики, поглощенная страданиями Натана. Когда он упал на пол и начал биться в конвульсиях, его левая нога билась о холодильник, при каждом ударе штанина чуть-чуть задиралась, открывая взгляду почти прозрачную кожу лодыжки, на которой налились кровью готовые прорваться набухшие вены.

Забрызганные красным стены кухни рассказывали о последних секундах земной жизни Натана. «Слишком много крови», – думала Эмили. Казалось, кто-то изрезал Натана ножом. Кровь была на столе, на шкафчиках, на полу. Но на теле Натана ран не было, лишь из открытого рта все еще потихоньку сочилась кровь. Его широко раскрытые глаза, белки которых почернели из-за полопавшихся сосудов, уставились в никуда, и из их уголков, словно слезы, тихо ползли по щекам красные потеки.

Бесстрастно подмечая все эти детали, Эмили ждала, когда придет ее черед умирать.

Смерть уже идет за ней. Эмили знала это и ждала. Всего через несколько секунд она присоединится к Натану и миллионам других жертв этой коварной красной чумы, которые уже приняли страшную смерть. Странно, однако вместе с мыслью о неизбежной скорой кончине пришло спокойствие. Всякие жизненные сложности перестали иметь значение. Теперь оставалось только ожидание.

Безыскусная недвусмысленность и простота ситуации, в которой оказалась Эмили, принесли желанное облегчение.

И Эмили ждала.

Часы на кухонной плите отсчитывали минуты. Вот прошла одна минута, потом – пять, потом двадцать. Каждый раз, ненадолго выходя из своего какого-то гипнотического состояния, Эмили мельком смотрела на циферблат и отмечала: прошло столько-то времени, а я все еще дышу. Рука периодически сама тянулась к носу, чтобы проверить, не началось ли кровотечение, предвещающее скорую смерть. В первый раз заметив на пальцах кровь, Эмили начала тихонько всхлипывать и машинально вытерла их о блузку, ожидая, когда же тело скрутит боль.

Но, когда она снова потянулась к носу, на пальцах не оказалось ничего, кроме засохшей бурой корочки, и на задворках сознания возникло понимание того, что это была не ее кровь, а кровь Натана, которая брызнула ей на лицо в последние мгновения его жизни, когда он, содрогаясь от конвульсий, упал на пол.

Потом в голову Эмили пришла предательская мысль: она ничего не сделала, чтобы помочь любимому. Но что я могла поделать, спросила себя журналистка. Все было кончено в считаные секунды, за которые она не успела бы даже снять трубку и набрать 911. А даже если бы и успела, парамедики все равно ехали бы не меньше получаса и, конечно, не смогли бы ничем помочь. Если бы кто-то вообще приехал. Поэтому она могла только стоять, будто громом пораженная, и смотреть, как умирает ее мужчина.

Эмили думала, что некоторые крики, эхом отдававшиеся под потолком ее квартиры, были ее собственными, но не могла быть полностью в этом уверена. Недавние события уже смазались в ее сознании, пока разум пытался принять происходящее, несмотря на всю нереальность последнего. Все это казалось настолько похожим на сон и далеким, что Эмили уже не знала, кто она такая, и что ее окружает – реальность или ночной кошмар, от которого никак не получается пробудиться.

Если не считать негромкого жужжания потолочного вентилятора и прерывистого дыхания Эмили, стояла мертвая тишина. Исчез постоянный фоновый шум; горожане так привыкли к нему, что замечают его, только когда он стихает. Шаги супружеской пары этажом выше, отдаленный скрежещущий посвист несущихся с этажа на этаж лифтов, непрерывный шорох шин по дорожному покрытию – все это прекратилось. Когда обитатели города умерли, вместе с ними умерла и душа мегаполиса, осталась лишь давящая тяжелая тишина.

«Это так странно», – подумала Эмили, когда поняла, что впервые за всю свою жизнь она слышит звук собственного дыхания или шум устройства для приготовления льда в холодильнике, когда тот выталкивает в дозатор аккуратные кубики. Даже в те редкие бессонные ночи, когда Эмили вдруг просыпалась через пару часов после полуночи, город все равно казался живым. Снаружи доносился шум дорожного движения, а в соседних квартирах работали телевизоры.