Точка возврата - [41]

Шрифт
Интервал

— Так и будешь стоять? — раскрыл документ, глянул прописку. — Ташкент — город хлебный! К нам-то зачем пожаловал, али дома не сидится? — усмехнулся по-доброму, по-отечески.

Левка рухнул на стул, промямлил упавшим голосом:

— С невестой поссорился… Здесь останусь… Хочу навсегда… Сам услышал и ужаснулся: «Только не это!»

— А что делать умеешь?

Чуть было не ляпнул, что шофером работал. Промычал нечленораздельное.

— Ничего? Ну и ну! — кадровик начинал злиться. — Куда я тебя возьму без документов? Где трудовая? Сколько классов окончил?

— Семь…

Старичок недоверчиво покачал головой.

— Пороть вас, оболтусов, надо! — вздохнув, добавил: — У самого такой! Завтра с утра приходи. Подумаю, что сделать можно.

Левка вышел в духоту коридора, усталость накинулась, как зверь, закружилась голова, подкосились ноги.

Открыл глаза, казалось, через мгновенье, и в ужасе вскочил, озираясь. Полутемная каморка, на потолке тусклая лампочка, тряпки, метлы, ведра, крохотное грязное оконце, за ним стена. Позади приглушенный смешок, толстая черноволосая тетка в синем рабочем халате подошла, улыбнулась зазывно, блеснули редкие зубы:

— Анна!

— П-петр! — выдавил из себя, напрягшись.

— Эк ты устал с дороги! Пять часиков проспал кряду! — подошла поближе, на щеке крупная волосатая родинка, как паук.

Левка невольно отпрянул и окончательно проснулся. Оглядел бабу повнимательнее: немолодая уже, лет под тридцать, явно одинокая, сразу видать. Перекантоваться у нее пару деньков, а потом… Будто не для себя выбирал, а для Петьки Лугова. Так уж показалось, что жизнь под чужим именем не всерьез, будто игра. А болото затягивает, мерзкое, топкое. Полгода как не бывало. Анька-зараза сюрприз преподнесла. Ребенок… Все замечали, а он нет. Да и время… Едва восемь месяцев прошло. Срам, насмешки. Не мой сын, и баста! Хоть убивайте! Анна пошумела, пошумела и сдалась. В суд подавать не стала, потерять боялась, дура! Замуж хотела. Но это дудки! Паспорт, теперь уже свой, выстраданный, поганить? Ни за что! Старик ощутил тогдашнее злое упрямство и гордость, слово-то свое он сдержал. Холостым отчаливать собирался.

Сын умненьким, послушным уродился. За отцом, как собачонка, бегал. Лицом и ловкостью вылитый Левка Надеждин. Только без придури. Был бы Юрка озорником безбашенным, ни за что бы не признал, на кой замороки лишние? А так не пацан, а сказка! Когда мальчишке исполнилось восемь лет, стал он Луговым Юрием Петровичем.

Жизнь тянулась серая, мерзкая, как теплая водка. Напиваться стал без удержу. Анька ругалась, а ему хоть бы хны! Сын после армии домой не вернулся, военным стал, в Москву подался, женился, внук родился. Бабка ездила к ним, малыша нянчила. Письма писала, гостинцы посылала. А он нет. Не мог вот так назад, как побитый пес, приползти. Три года, как Анны не стало, умирая, просила детей не забывать. Тоже мне дети! Мужики взрослые. Но слово дал. Мысль зародилась вернуться, взглянуть, точки над i поставить. Старуха в гробу древняя, сморщенная, а паук на щеке все тот же черный, волосатый, без седины. Чего только не бывает, вся жизнь псу под хвост! Глянул на могилу в первый и последний раз. Понял: не лежать вместе.

Старик огляделся, вздохнул, устало привалился к стене гаража. Немного успокоившись, начал различать голоса за тонкой перегородкой. «Так это же Валеркина "ракушка", и говорят обо мне!» Чтобы получше слышать, старик подошел к щелястому краю, задел ногой пустую бутылку, поставленную на бордюре, она покатилась вниз, послышался звон стекла.

Розовая спортивная сумка все норовила соскользнуть на пол с пыльного комодного ящика. Раскиданные по дивану вещи, как скомканные тряпки. Лада то запихивала их в сумку, то выкидывала обратно. Металась, не соображая, что все-таки нужно взять.

«Да не все ли равно, черт возьми! — Валерий отвернулся, чтобы скрыть раздражение. — Главное, уехать отсюда! Не видеть всего этого!» Стукнул кулаком по кожаному подлокотнику, взметнулась пыль. «Интересно, когда ее вытирали последний раз? Еще тогда! При той жизни!»

Затхлость, духота давили, мешали дышать, тесно, как под обломками. Встал, прошелся, тапочки липли к полу. «Надо убрать, вот Ладу отвезу и начну!» Немного растерялся, сообразив, что не знает, с чего именно начинать, ведь он никогда этого не делал. «Нет, было, но очень давно. Главное, не сдаваться! Сперва разобрать бардак, а далее…» Выскочил подленький трусливый вопрос: «Зачем рыпаться, когда ничего уже не изменишь?» За последний год столько всего навалилось: семья, ребенок… Только успевай поворачиваться! А тут еще деда черт принес и далее по нисходящей. Перед глазами, будто сейчас, заболевший малыш, ворчание Лады, кашель старика за стенкой. Еще можно было все спасти. Потом больницы, врачи, череда однообразных постных рож. Вниз по течению, бессилие во всем. «Да как может быть иначе? Ведь за тебя всю жизнь решал кто-то другой! Мать, начальство, жена, даже дед — и тот приехал, сел тебе на голову, а ты даже не взбрыкнул! Так нельзя!»

Валерий вскочил, дернул оконную раму, сквозняк уже никого не простудит. Нет, всплеск был! Осенью на площади трех вокзалов сцепился с вором отчаянно, исступленно. Сила и правота кружили голову. Потом все заглохло. Но искра осталась, он чувствовал. «Ищи убийцу, защити Ладу, сделай хоть что-нибудь сам!»


Рекомендуем почитать
Не будите изувера

На озере рыбачат два друга. На пляже развлекается молодежь. Семья с маленькими детьми едет на машине в отпуск. На первый взгляд, эти люди не связаны друг с другом. Но… Каждый из них совершает маленькую ошибку. Судьба, а может, и рок, сводит героев в одно место, в одно и то же время… И вот уже один погибает, другие переживают смертельный ужас, а третий – на пороге безумия из-за сжигающего его душу чувства вины.


Испытание веры

Главные старты четырехлетия уже не за горами и всё, к чему стремился Дима, совсем скоро может стать реальностью. Но что, если на пути к желанному олимпийскому золоту встанет не только фанатка или семейство Аргадиян? Пути героев в последний раз сойдутся вновь, чтобы навсегда разойтись.


Пророк смерти

Журналист Бен Вайднер зашел к своей новой знакомой и обнаружил, что она убита. Молодую женщину утопили в ванне на глазах ее семилетнего сына. На стене в ванной журналист прочел надпись: «Вас будут окружать мертвые» – предсказание, которое он услышал от ясновидящего. Бен сразу же попал под подозрение. Он отчаянно пытается доказать свою непричастность к страшному преступлению. Но тут происходит новое убийство, а улики опять указывают на Бена Вайднера…


Скиталец

Алина совсем ничего не знала про своего деда. Одинокий, жил в деревне, в крепком двухэтажном доме. На похоронах кто-то нехорошо высказался о нем, но люди даже не возмутились. После похорон Алина решила ненадолго остаться здесь, тем более что сын Максимка быстро подружился с соседским мальчишкой. Черт, лучше бы она сразу уехала из этой проклятой деревни! В ту ночь, в сырых сумерках, сын нашел дедов альбом с рисунками. Алина потом рассмотрела его, и сердце ее заледенело от ужаса. Зачем дед рисовал этот ужас?!! У нее еще было время, чтобы разглядеть нависшую угрозу и понять: обнаружив ночью альбом с рисунками, она перешагнула черту, за которой начинается территория, полная мерзких откровений.


Фантомная боль

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дом скорби

Пока маньяк-убийца держит в страхе весь город, а полиция не может его поймать, правосудие начинают вершить призраки жертв…