Точка - [28]

— Ладно, — принял извинение лейтенант. — На первый раз прощаю, — он отпустил Мойдодыров загривок и застегнул штаны. — Потом подотрешь здесь, поняла?

Нинка кивнула. Молодой толкнул водителя в спину. — Тормози, Сереж.

Машина остановилась, старшина с лейтенантом вышли и поменялись местами, теперь рядом с Нинкой оказался старшина.

— Поехали, Сереж, — сказал он водителю, тоже толкнул его в спину, и они тронулись, медленно двигаясь по Вавилову в обратном направлении.

— Давай, дочк, — кивнул Нинке старшина и тоже расстегнул штаны. Лет ему было пятьдесят, и от всего его основательного облика исходило ощущение силы, добродушия и отеческой благодати.

— Надо глотать теперь, — подумала Нинка, — а то не пройду проверку на место, — старшина с пониманием улыбнулся и вытащил инструмент наверх. Сам милиционер был большим по росту широкоплечим мужчиной с выпуклым вперед животом и дубинкой за поясом. Дубинку он отстегивать не стал, чтобы не нарушать установленный на дежурстве порядок ношения средств нападения и обороны, и по этой причине Нинка имела возможность сравнить теперь оба орудия — резиновое и плодотворящее. И результат не замедлил обнародоваться не в пользу последнего. Из большегрузного старшины торчало нечто настолько невразумительное и вялое по виду, что Мойдодыр засомневалась в успехе будущего сочленения и недоверчиво спросила:

— А он что, всегда у вас такой?

— Не понял, — насторожился старшина. — Какой, такой?

— Ну… — протянула Нинка, подбирая необидное слово. — Ну… такой миниатюрный… аккуратненький, я хотела сказать?

Мальчуковый офицер и Сережа заржали и обернулись, чтобы увидеть своими глазами то, о чем так деликатно упомянула проститутка. Старшина прикрыл хозяйство рукой и через сжатые губы прошипел:

— Ты работай, работай лучше, хуями после меряться будем.

Ребята, придавливая смех, отвернулись обратно, а Нинка нагнулась над старшинским пахом, разыскала, что было нужно, и кое-как пристроила это в работу. После имевшего места обсуждения внутри канарейки достоинство старшины окончательно потеряло надежду на восстановление, и управляемость его стала совсем уже призрачной. Старшина видел, что Нинка это понимает, и ёрзал от злости, не зная как перевести ситуацию в свою пользу, сохранив при этом честь мундира. Внезапно включилась радиосвязь и хрипло заговорила:

— Третий, третий, вы где? На Орджоникидзе езжай, там драка у дома 12, корпус первый, как понял, третий?

В этот момент, когда раздался голос дежурного, Нинка вздрогнула от внезапности, и миниатюрный старшинский инструментик выскочил из зоны её старательной ласки. И это, слава Богу, и факт вызова на драку явились для мента спасительными обстоятельствами непозорного его финала.

— Ах ты, сука! — ни с того, ни с сего заорал он и схватил Нинку за грудки. — Укусила, гадина, зубом укусила меня, мандавошка, своим заразным. — Мужики обернулись и нехорошо посмотрели на Мойдодыра, уазик продолжал при этом движение вперед.

— Ты ей зубы поточи об асфальт, Петрович, — посоветовал молодой лейтенант, — чтоб не кусалась больше, — он обратился к Сереже: — Ну-ка не очень гони сейчас, а то неровно получится, с заусенцами.

Тот сбавил обороты и поехал еле-еле, а старшина Петрович открыл на ходу дверь автомобиля, резко схватил Нинку за ворот, и, сильно толкнув жопой, переместил её ближе к краю сиденья. Затем он рванул Нинкин ворот вперед и вниз, так, что голова ее стала нависать над землей, почти касаясь асфальта.

— Вы чего?!! — заорала Нинка. — Вы чего делаете, вы же милиция!

— Мы-то милиция, а вот ты — хуесоска, — ответил старшина и мокнул Нинку головой вниз. Удар об асфальт пришелся на нос и зацепил часть щеки, сорвав кожу и там и там. — Ну что? — спросил старшина. — Будешь теперь кусаться, дочка? — и снова коротко ткнул ее голову вниз. На этот раз касание было сильней и страшней прежнего, потому что получилось дольше и разорвало верх правой губы и сильно ободрало висок. Изо рта у Нинки полилось соленое и, когда старшина втащил ее обратно, часть этого соленого и густого попала на вытертую обивку сиденья из кожзаменителя.

— Снова гадишь, дочка? — участливо спросил старшина и осмотрел почти бессознательную Нинку.

— Да выкинь ты ее, Петрович, — не оборачиваясь посоветовал лейтенант, — а то все там загадит нам сзади.

— А я как же, товарищ лейтенант? — с обидой в голосе спросил рядовой боец-водитель Сережа. — Мне-то она ещё не отстрочила.

— Ничего, — ответил офицер. — Петровича, вон, тоже не до конца обслужила, в другой раз, Сереж, а то на драку не попадем и сами пиздюлей схлопочем от начальства. — Он повернулся назад и бросил старшине: — Всё, Петрович, едем на Орджоникидзе.

Петрович снова распахнул дверь и толкнул туда Нинку, в пустую уличную темноту. Скорость всё ещё была невысокой, но Нинка упала нехорошо, головой упала, правда, не об асфальт, а об укатанный колесами земляной газон и поэтому не убилась, а просто ненадолго потеряла сознание. Когда мусорской УАЗ исчез в темноте, она все ещё продолжала лежать на том месте с разбитым и окровавленным лицом, приходя в себя постепенным включением потерянного сознания.