Точка Омега - [53]

Дед учил малыша играть в шахматы, как когда-то учил собственных детей. Казалось бы, тут даже и стараться особенно не нужно – просто почаще практиковаться, постепенно и умение придет. Однако дед считал, что если относиться к шахматам легкомысленно, то ни за что не научишься, верней, не научишься играть по-настоящему. Шахматы – сложная, серьезная игра, очень древняя, игра интеллектуальная, произносил он с усмешкой, немного растягивая это и без того длинное, как шланг, слово, тут столько возможных комбинаций и хитростей, что нелишне и в книгу заглянуть, и советы эксперта послушать.

Трудно сказать, был ли дед таким уж большим знатоком, но в книжки он действительно заглядывал, у него их было штук пять или шесть, со всякими комбинациями, задачами, примерами знаменитых партий…

Правда, иногда малыш неожиданно начинал артачиться и не желал следовать совету деда. «Нет, – говорил он, – я хочу пойти вот так…» – и опрометчиво ставил фигуру в заведомо проигрышную позицию, тем самым давая деду себя обыграть.

Наверняка это бы произошло и в любом случае, но так все заканчивалось гораздо быстрей. Подсказывая ему, дед как бы играл с самим собой, и потому партия растягивалась во времени. Малыш же, естественно, уставал и в какой-то момент готов был на любой демарш, лишь бы не сидеть истуканом над доской, пытаясь просчитать партию на пять ходов вперед.

Случалось, дед вдруг начинал горячиться. «Как это не хочу! – вспыхивал он. – Как это не хочу! Ходи, как сказали (имелось в виду, как он сказал)!» – и тут малышу ничего не оставалось делать, как подчиниться, он испуганно передвигал фигуру на указанное дедовским узловатым крепким пальцем место.

«Ишь какой – не хочу!» – возмущался дед, словно забыв, что перед ним совсем маленький человечек, который и вообще странно смотрится за шахматной доской.

Разумеется, малыш постоянно проигрывал, хотя с завидным упорством просил деда сыграть с ним. Тот почти никогда не отказывался, рассматривая эти поединки как своего рода шахматную школу для малыша. Собственно, так и было, он обстоятельно растолковывал малышу не только общие принципы стратегии и тактики, но и смысл каждого хода.

Иногда он увлекался игрой, и тогда малыш двигал фигуры без всяких подсказок, заставляя деда глубоко задумываться. «Ну молодец, – спохватывался тот в какой-то миг, – чуть не загнал меня в угол», – и все сбегались посмотреть, что там у них происходит.

А мальчуган гордо посматривал на окружающих и довольно улыбался. Его хвалили, подбадривали, однако никто не сомневался, чем закончится партия. Деду не было равных не только в семье, но и во всей округе. Поговаривали, в свое время он даже занимал призовые места на городском чемпионате. Дед, впрочем, про это никогда не рассказывал, то ли из скромности, то ли не придавал особого значения.

Впрочем, шахмат он не оставлял, продолжая решать задачи из книг и забавляясь с малышом. С другими он почему-то играл крайне редко, да и желающих помериться с ним силами не находилось, все заранее знали, что ничего им не светит.

Кто-то однажды признался: играешь с ним, и кажется, что на тебя наехал поезд. Или трамвай. Или бульдозер. Почему бульдозер? Да потому, что как-то так получалось, что фигуры деда всякий раз неудержимо теснили, зажимали и громили соперника. Причем происходило это с такой железной неотвратимостью и методичностью. И после партии оставалось ощущение не просто проигрыша, а какой-то даже подавленности – ну точно бульдозер раскатал.

Поражало, что малыш выдерживает этот сумасшедший натиск с изрядным терпением, совсем как взрослый. Правда, вид у него бывал несколько растерянный и даже отчасти виноватый, будто он смущался своей слабости. Тем не менее, проиграв, он не расстраивался, а только улыбался и быстро переключался на что-то другое, на какое-то более подходящее его возрасту занятие вроде беготни в догонялки или солдатиков.

Заметно было, что ему трудновато сидеть долго без движения. Некоторое время это все-таки удавалось, но если партия затягивалась, малыш начинал подпрыгивать на стуле, карабкаться на него или на стол, дергаться, размахивать руками и ногами, рискуя опрокинуть фигуры и раздражая деда своей непоседливостью.

«Ну-ка сиди спокойно! – прикрикивал тот на него. – Будешь вертеться – никогда не выиграешь». А отец мальчика, рискуя вызвать недовольство мастера, шутливо наущал мальчугана: «Правильно, правильно… Стучи по доске, по столу, болтай что-нибудь, пой громко… Главное – отвлечь противника…» – «Не учи человека глупостям! – сердился дед и, нахмурив седые мохнатые брови, строго смотрел на легкомысленного родителя. – Лучше бы сам поучился играть».

Как-то вечером вдруг раздался громкий удивленный возглас деда:

– Вот так-так, мат! Ты подумай, надо же!

На голос сбежались.

– Действительно мат, – бормотал в некотором ошеломлении дед, глядя на доску и невольно демонстрируя всем своим взъерошенным видом важность события. – Сюда нельзя, сюда тоже нельзя и сюда нельзя… Во как! Ну поздравляю! – он протянул широкую ладонь малышу. – Ты победил.

Малыш подал деду ручонку, но улыбка у него была не столько торжествующая, сколько растерянная. Похоже, он сам не понимал, как это у него получилось, и не очень верил в свою победу.