Точка бифуркации - [27]

– Подпрыгни, и я почувствую, – предложила она, увидев моё замешательство.

Хорошо. На исходную. Раз. Два. Три. Подпрыгнул. Носки Марины отрываются от пола. Ещё долю секунды она балансирует на пятках, и начинается падение. Тело выведено из равновесия. Притяжение. Ненулевое ускорение в инерциальной системе отсчёта. Волосы Марины коснулись моих рук. Поймал. У окна среди пылинок остались её невесёлые мысли. Удивлённые, летали и не могли понять: как же так, почему они на свободе? И что им теперь делать? Марина улыбалась.

Открылась дверь, и в комнату заглянул папа Марины в том же свитере и трениках, но с фуражкой на голове.

– Разрешите! – сказал подполковник запаса Валерий Михайлович. – Прапорщик Бодер, если вы обидите мою дочь, то, – он хрустнул костяшками пальцев, – гауптвахтой не отделаетесь.

Марина мягко опустилась на пол.

– Папа, он не обидит.

Подполковник запаса отдал честь и закрыл дверь.

– С тобой так легко забывать о грустном. Мне помогло. Можно пить чай.

Солнце давно зашло, и я на всякий случай перед выходом позвонил маме, что задержался, но не у Валерки. Возле дома Марины горел фонарь.

– Я провожу, – предложила Марина.

– Ну уж нет, – заявил я. – Ещё не хватало, чтобы меня провожала девушка.

– Хочешь, скажу, почему я ушла тогда?

Ещё одно нет. Всё наладилось, а мысленно возвращаться в тот день я не хотел. Да и в общих чертах понятно.

Вечером я спросил у отца:

– Что ты знаешь о Чукале?

– Там рыбалка хорошая, – ответил он.

А мама добавила:

– И масло делают неплохое.

В общем, кроме того, что ударение на последний слог, я ещё кое-что знаю о Чукале.

На следующий день Марина ехала на заднем сиденье автобуса. Как и раньше. Сутки, полные развилок, точек и многоточий, закончились. Началась заурядная предновогодняя суета.

– Здравствуй.

– Здравствуй.

– У меня сегодня контрольная по геометрии.

– А у меня по химии.

«Остановка „Газтехкомплект“. Следующая остановка по требованию». Окна в автобусе заиндевели, и сквозь них не видно, как Марина уходит.

– У меня сегодня тренировка. А потом я свободен.

– Не получится. Мне нужно учить физику. Может, завтра?

– Нет, завтра я иду на лекцию по алхимии, а потом у меня выступление в ДК «Шинник». А воскресенье?

– Мы с отцом поедем по магазинам.

Двери закрываются. За окном мелькают фонари. Декабрь не нужен. Хорошо бы его вовсе проспать.

Двери открываются.

– Привет. Как провела выходные?

– Устала. Как лекция?

– Интересная. Сегодня контрольная?

– Контрольная.

Венский вальс переходит в квикстеп. За окном автобуса, тщательно выскобленным пальцами Марины, как лица зрителей, собравшихся вокруг паркета, замелькали пролёты забора.

Не говори ничего, дай ладонь. У нас всего несколько минут. Я хочу подержать твои запястья. Там, где варежки и зимняя камуфляжная куртка не соприкасались, они покраснели от холода. Разве ты не видишь, как я скучаю? Ты тоже? Как я понимаю тебя, Марина. Кончики пальцев холодные и мокрые от счищенного с окна инея. Ты хотела увидеть, как я подхожу к автобусу? Спасибо. Теперь я смогу увидеть, как ты уйдёшь с остановки в темноту. Автобус трогается. Следующая остановка по требованию. Я требую! – слышишь, водитель? требую! – чтобы кончился декабрь. Праздники. Каникулы. Я прямо сейчас хочу, я готов пробить время и, рискуя порезаться об осколки, оказаться в будущем, где мы вместе. Не могу ждать долго.

В школе Мурзя, увидев меня, вздохнула.

– Ой, Бодер, выглядишь как дурак, честное слово.

Вчера от неё пришёл спам. Одно слово – «эфемерность». Не стал отвечать привычным вопросом. Утром, конечно же, было сообщение: «Чёрт, не тебе, нажала не туда». И три дурацких смайлика.

– Что случилось на железной дороге?

– В том-то и дело, что ничего не случилось, а тебя словно электричка переехала.

Несколько лет назад Мурзя действительно видела, как человека сбила электричка. Её очень поразило, что, когда этого несчастного попытались унести, он просто сложился, как набор костей. Наверное, я сейчас в такой же форме. Потому что все в один голос вопрошали: «Бодер, что за фигня?»

Ольга Александровна поймала меня на перемене в рекреации, схватила за рукав и принялась отчитывать. Она была права, что этот год определяющий и что проходится много нового. Я понимал, что всё запустил и если так пойдёт дальше, то на олимпиаду по математике поеду голимым аутсайдером. Понимал, что невнимателен к литературе, в меня не лезет физика и тошнит от истории. И только благодаря заботам Мурзи я ещё не скатился до троек по английскому.

Я ответил, что наверстаю. Думаю, что наверстаю.

– Звонил тебе в воскресенье, – сказал Валерка. – Хотел приехать, лекцию обсудить. Потом пошёл с Вжик гулять.

– Готовился, – ответил я. – Не слышал звонка.

Валерка не поверил. А что я делал в воскресенье? Ведь это было вчера. Готовился. Думаю, что готовился. К расставанию на две недели. Это казалось мне таким ужасно долгим сроком. Как люди расстаются на годы? Когда Вероника забанила меня во всех социальных сетях, что она чувствовала? Кажется, у неё были те же вибрации, что сейчас у меня. И это пройдёт. И это прошло? Что осталось от меня в её сердце?

Валерка не так давно рассказывал о вытеснении. Некоторые впечатления могут быть такими невыносимыми для человека, что стираются из памяти навсегда. Может быть, я стёрся из воспоминаний Вероники, как всё раннее детство в памяти у Марины. Меня там нет. Не существую. Можем ли мы с Мариной расстаться на долгие годы, что означает для нас навсегда, и вытеснить из памяти беляшную, сломанную стараниями мамы подошву, автобус номер двенадцать? Глаза, волосы, запястья…