Точка бифуркации - [26]

– Заходи, – повторила Марина настойчиво. – Собаки нет.

Обычная ограда, старательно очищенная от снега, маленький огородик сбоку, сарай, ненужный дровник – отопление, судя по протянувшимся в дом трубам, газовое.

В тёплой прихожей на старом продавленном диване сидел крупный мужчина, чуть сгорбленный, с седыми волосами и в очках. Одет он был в точно такой же свитер, что носила Марина, и треники. В руках его была газета из разряда «Скидки нашего гипермаркета. На печеньки до двадцати процентов. Налетай!», и он так пристально изучал цены, что не сразу обратил на нас внимание. В то, что он подполковник, можно было поверить только при очень хорошем воображении.

– Папа, это Тимофей Бодер, – представила меня Марина, снимая куртку и вешая на крючок. – Я тебе о нём говорила.

– Танцор балета? – без всякого пиетета уточнил папа.

– Танцор квикстепа, – ответил я, передавая Марине свою куртку.

Папа поискал в памяти такое слово, не нашёл, недовольно хмыкнул и снова вернулся к изучению цен на печеньки.

– Это мой папа, Валерий Михайлович, – представила его Марина.

Ещё один Валерий.

Мы прошли в дом. Уютно. В коридорчике три двери: в зал, в комнату Валерия Михайловича и на кухню. Если пройти через зал, то была ещё комната Марины. Мы туда и отправились. Небольшая, меньше, чем моя. Кресло-кровать, стол, стул, шифоньер и полочка с учебниками, часы на стене, детские с солнышком. Если разложить кресло, то места вообще не оставалось. Зато окно из комнаты выходило на юг, поэтому в него сейчас попадали лучи заходящего солнца.

Марина, показав на кресло, предложила садиться, но я сел на стул.

– Давай так, – начал я. – Если ты в следующий раз захочешь исчезнуть из моей жизни навсегда, сделай так, чтобы я увидел. Однажды, тогда в беляшной, я хотел уйти, но ты остановила меня. Хочу, чтобы у меня был такой шанс.

– Хорошо, если я буду уходить навсегда, то скажу тебе.

– Спасибо, Марина Валерьевна.

– Никогда не называй меня так. Это слишком официально. Для тебя я буду просто Марина. И только когда мы навсегда расстанемся, только тогда называй меня по имени и отчеству.

Кстати, не знаю, смогу ли я назвать Марину по имени и отчеству. Если мы вдруг встретимся, пусть через десятилетия, – я верю, что это случится, – кем она станет для меня? Возможно, у меня будет счастливая семейная жизнь, а она так навсегда и останется девочкой с улицы Второй Светлой, дом четырнадцать дробь один. Сложно загадывать.

– Хорошо, я – Тима, ты – Марина.

– Можно Тимофеем?

Можно. С официальными разъяснениями покончено. Мы помолчали.

– Хочешь чаю?

Я кивнул, и Марина принесла две чашки с пакетиками чая в кипятке и тарелку с печеньем такого же сорта, на который сейчас скидки в гипермаркетах.

– А где ты держишь книги?

– Нигде, я беру их в библиотеке, и если мне что-то нравится, то запоминаю это. Тут негде их хранить, и потом, мы с папой несколько раз переезжали, а книги перевозить неудобно. Отсюда мне хорошо ездить в школу, поэтому решили тут осесть. Папа, – повторила Марина, – подполковник запаса, он привык к переездам.

– А мама?

– Мама ушла полтора года назад, в конце мая. У неё новая семья, новый ребёнок. Она звала меня с собой, но я отказалась. Когда я дома, то он держится, а если бы остался один…

– И вы с мамой совсем не общаетесь?

Лицо Марины стало жёстким, каменным, как у казаков на памятнике. Ей не хотелось ничего добавлять к тому, что сказано, но она, помолчав, ответила:

– Нам некогда. Она дарит подарки, но мне не нужно. И, пожалуйста, Тимофей, не спрашивай больше о ней. Я не хочу.

За окном проехал грузовик. Тикали часы. В солнечных лучах летали пылинки. Я провёл рукой по лучу, и пылинки залетали быстрее. Нужно было развеять настроение Марины так же, как эту воздушную взвесь.

– Побежали? – предложил я.

– Я не понимаю, – сказала Марина.

– Ну да, тут некуда бежать, тогда другой способ, – я прикинул расстояние в комнате – в самый раз. – Ты знаешь, что такое доверяющее падение?

– Нет.

– Это так: стоишь спиной и начинаешь падать, а тебя сзади ловят. Только не осаживаясь вниз, а вот, – я поставил карандаш на стол и уронил себе в руку. – Тогда вжух – и мысли отлетают. Самые неприятные. Никогда не делала ничего подобного?

Она посмотрела на меня оценивающе.

– Нет, но можно попробовать.

– Хорошо, – я поставил Марину так, чтобы она при падении ничего не зацепила. – По моей команде начинай падать, а я буду ловить.

Последние солнечные лучи проходили сквозь её волосы, и создавалось впечатление, что это нимб. Часы на стене всё тем же тиканьем отсчитывали уходящее время. Я расположил руки, чтобы было достаточно полёта и это было безопасно. Начинать надо с нескольких сантиметров. Мы так делали со всеми друзьями. Но здесь требовалось свободное падение. И тут я понял, что не знаю, как дать команду. Обычно подаётся голосом.

Резко вскочив и схватив Марину за плечи, чтобы она не вздумала упасть, я развернул её к себе. Она удивлённо вскинула брови.

– Что случилось?

– Я забыл сказать, как подам знак.

В мире миллионы сигналов, которые что-то обозначают: запахи, вкус, тени, шорохи, движения, вибрации, слёзы лунным утром, слова оправдания. Мурзя может насчитать их ещё больше, она в этом спец, но многие из них не подходили Марине.