Точка бифуркации - [25]

Я обмяк и выпустил куртку. Что-то действительно случилось. Непонятно, что именно. Бесполезно перебирать в уме, вычерчивать углы, ответа нет. Это не задача по геометрии.

Марина, едва ощутив свободу, отпрянула и подняла руки так, словно закрывалась от меня. Словно единственная цель у меня сейчас – лапать её.

– Что случилось? – повторил я.

– Зачем ты вылез? – голос её необычно дрожал. – Езжай в свою школу.

Я поднял рюкзак.

– Пойдём, – сказал я – так, чтобы ей было видно. – Я должен знать.

– Скажи, что ты во мне нашёл?

Неправильный вопрос, Марина. Не что. Кого? Я нашёл в тебе человека. Это слишком общий, широкий ответ. Другого нет. Есть вибрации танца, есть вибрации товарищества, вибрации непонятных и незнакомых людей, которые сейчас проходят мимо. А есть ещё вибрации, которые так же трудно объяснить мне, как тебе услышать шум крыл и журчание ручья, а всем нам увидеть ультрафиолет. Это не значит, что этого не существует. Я нашёл в тебе сначала попутчика, потом интересного собеседника, потом человека с тёмными глазами, в которых можно увидеть отражение луны, с губами, которые становятся ярко-розовыми, когда ты читаешь наизусть Цветаеву. Если бы знал, чем я виноват перед тобой, то немедленно упал бы на колени, как это ни пафосно и сериально. Но я не знаю. Самое страшное в этой истории. Ведь если не понимать, что сломалось, то это невозможно починить. Некоторые отношения не ремонтируются совсем, но я бы попытался. Может быть, я говорю ерунду, но ты же видишь. Ты же не слепая.

– Всё нормально? – спросили проходящие, заметив на щеках Марины слёзы.

Она кивнула. Взяла у меня из рук рюкзак.

– Не понимаю, – сказала она.

– Да что там понимать… – вздохнул я. – Пойдём.

Мы пошли в сторону школы-интерната. Наши длинные тени тянулись от ног далеко в сугробы, невесомо ложились на стволы деревьев и кирпичную кладку домов. Когда мы вышли на ярко освещённую фонарём улицу, тени ужались и потемнели, стали контрастнее. Она остановилась, ещё раз вытерла щёки рукавом и повернулась ко мне.

– Я искал тебя в понедельник, – признался я. – Всё Цветнополье два раза обошёл.

– В четыре часа буду ждать тебя на своей остановке, – пообещала Марина. – Если хочешь. А сейчас езжай в школу. Спасибо, что проводил.

– Приеду.

Возле памятника казачеству, по сведениям Мурзи, подрались две компании, с шумом, матами, бьющимися бутылками. Приехала полиция и долго их разнимала. Валерка сообщил, что записался на лекцию по алхимии, которая будет проходить в следующие выходные в центральной библиотеке. И нас всех тоже записал. Вжик объявила, что её отец захотел пригласить меня и Янку на предновогодний бизнес-корпоратив, чтобы мы там танцевали. Просила телефон Янкиной матери. И ещё вчера через тренера нас пригласили на праздничное выступление в ДК «Орфей». Предновогодняя суета.

После уроков Вжик и Мурзя зажали меня в школьной рекреации. Они бы не справились, но на помощь им пришёл Валерка.

– Слушай, Бодер, – сказала Вжик, – ты мне очень не нравишься последние дни. Что это за сельская клуша, на которую ты повёлся? Если она тебя обидела, я ей глаза вырву.

– И я, – авторитетно добавила Мурзя.

Вдвоём они стёрли бы в порошок любого. Интересно, если бы они могли вдобавок стирать воспоминания, побежал бы я к ним будущим летом за помощью? Нужно ли забывать прошлое? Вырвать все страницы, что прочтены до этого момента, смять, чиркнуть спичкой, поджечь, смотреть, как они горят. Нет. Не поможет. Говорят, что человек очень хорошо помнит эмоции. Когда ты видишь драку двух компаний, то можешь забыть об участниках всё: имена, цвет курток, сколько их там было и из-за чего началось. Но твой страх, что вот-вот заметут в эту кучу, где от человеческого остались лишь имена участников, – вот он останется надолго. Или когда тебе сказали, что будут ждать, можно забыть, во сколько это произошло, на какой остановке, кто там находился вокруг. Останется лишь ощущение лёгкости, радости, что всё наладилось, которое хранить тебе всю жизнь. И нужно ли это вырывать из памяти? Если бы Вжик и Мурзя могли стирать прошлое, я бы всё равно к ним не пошёл. Пусть останется со мной.

– Всё у меня отлично, – рассмеялся я.

Мурзя недоверчиво прищурилась, а Вжик свойственными ей словами уточнила: не вру ли я?

– Не надо Марине вырывать глаза и волосы. Она переболела, и вместе с ней я. Нам хорошо.

– Эй, Бодер, ты же не хочешь пригласить её на Новый год? – уточнила Вжик.

– Хочу, – ответил я.

– Я не смогу, – отказалась Марина, когда мы шли по Цветнополью. – Перед Новым годом я уезжаю к бабушке.

Тогда я впервые услышал о Чукале. Точнее, о городе знал и раньше, но никогда не выделял его из десятка прочих, известных из курса географии нашего края.

Мы прошли по безымянному переулку до улицы Второй Светлой. Я здесь уже был и проходил мимо этого палисадника и мимо синих ворот, краска на которых местами облупилась. Левая половина кирпичного дома. Марина открыла ворота и махнула рукой, мол, заходи. А я стоял и думал, а не забыть ли мне их адрес, не стереть ли из памяти. Ведь случись между нами непонимание или обида, я прибегу сюда, буду стучать в эти ворота кулаками, пока не сдеру костяшки до крови. Иногда незнание – хорошо.