То, о чем молчат - [20]

   - Даа, - устало сказала я.

   - Эльвирочка?

   Не может быть, просто не может быть... Откуда этот человек узнал мой номер? Ведь только мама могла ему сообщить, а я убедила ее не делать этого.

   - Ты... - внутри все похолодело. - Почему ты звонишь мне?

   - А у тебя изменился голос. Наверно, ты очень повзрослела, да, маленькая?

   Я ненавидела этот вкрадчивый тон, меня тошнило от того, как он называл меня "маленькой". Фальшь, лицемерие! Он никогда меня не любил.

   - Папа... - меня передернуло от этого слова, но надо было как-то обращаться к нему. - Я сейчас не могу говорить... У меня был долгий тяжелый день, просто валюсь с ног.

   - Я же помню, что ты всегда бодрствовала по ночам.

   - Все-таки, я же работаю и устаю.

   - А может, дело не в этом? У тебя там кто-то есть? Ждет тебя? Мужчина?

   У меня закружилась голова, я почувствовала, как сердце давит в грудь.

   - Это тебя не касается!

   - Касается! - безапелляционно возразил он. - Потому что я - твой отец, и ты всегда будешь моей дочерью, будешь делать то, что я скажу, будешь принадлежать мне! В первую очередь - мне, а уже потом - твоему мужу, когда соберешься замуж, если я тебе это позволю!

   - Забудь меня! - закричала я и бросила трубку в рыданиях.

   Он был моим тираном, и никак не хотел терять власти даже после того, как ушел от нас. Меня трясло от страха и воспоминаний. Я слышала, как будто это происходило здесь и сейчас, как щелкает ремень, оставляя на моей спине полосы содранной кожи. Корни волос болели так же, как раньше, когда он чуть ли не вырывал их с моей головы... Никогда не могла понять, что сделало его таким жестоким, в чем была моя вина. Никакие детские проказы не оправдывали его зверств по отношению к маленькой девочке. А как наивна я была, полагая, что когда-нибудь перестану совершать ошибки, так им ненавидимые, и он полюбит меня!.. Я упрашивала его вернуться со слезами на глазах, это чудовище! Мне было тринадцать лет, совсем ребенок, верящий в чудесные превращения монстров в прекрасных людей, в счастливые завершения всех историй... Как хорошо, что он не послушал меня! Только через некоторое время, прожив без него несколько лет, ощутив на собственной шкуре разницу жизни с ним и без него, я вздохнула с облегчением. Однако, это был не конец. Время от времени он звонил, угрожая по телефону. Тогда я поменяла номер и уговорила маму не называть его отцу. Я была вынуждена признаться в его зверствах, ведь она о многом не знала. Самое страшное он совершал в ее отсутствие, и грозился сделать еще хуже, если я выдам его. Она не поверила, заявив, что я сама виновата. Синяки и раны от ударов ремнем уже зажили и рассосались, доказательств никаких не было. В глазах матери я была неуравновешенным подростком с отклонениями в психике. Это выражалось в стремлении к одиночеству, острой меланхолией, тяжелой социальной адаптацией в школе, бодрствованием в ночные часы, проблемами со сверстниками. "Давай забудем все, что ты рассказала! Если это правда, то его больше нет с нами, и ты со временем придешь в себя... Если это неправда, как я склонна подозревать, то мне придется тебя лечить. Не хочешь же ты в психушку? Нет? Тогда больше не говори таких вещей о родном отце!" - вот что было ее приговором. На этом тема была закрыта. Мне было семнадцать лет. Я поменяла номер последний раз, и вот он звонит восемь лет спустя.

   Утром я проснулась с чувством, что меня всю ночь пинали сотни ног. Я была очень голодна и слаба, а в зеркало даже не хотелось смотреть. Тем не менее, к началу смены мое лицо стало почти обычным, самочувствие улучшилось. Как бы я ни выглядела, невозможно было пропустить рабочий день.

   Студенты были удивлены моей вялостью и апатией, когда я велела им делать конспект новой темы из учебника: не было желания вести лекции. А те семинары, что выпали на этот день, прошли почти без моего участия.

   Настроение никак не улучшило и то, что Дмитрий постоянно пытался о чем-то поговорить со мной. Я откладывала, как могла, но после пар уже было не отвертеться от своего... коллеги.

   - Эльвира, для тебя есть сюрприз! - торжественно объявил он мне, когда я пришла в преподавательскую за вещами. - Ты такая унылая сегодня, что мне хотелось обрадовать тебя еще утром, но даже лучше, что ты узнаешь сейчас!

   - Не понимаю... - сказала я, когда он замолчал, таинственно улыбаясь.

   - Сейчас все поймешь! Давай спустимся вместе...

   Мы пошли вниз, вышли из учебного корпуса во внутренний дворик, направились к воротам, где стояла будочка охранников, проверяющих пропуска. Кроме двух здоровых охранников возле входа стоял Асарин, демонстрируя всем своим видом неприязнь к Дмитрию. Чуть дальше группа студенток о чем-то весело щебетала, размахивая руками и сумками. Безмятежная юность... Пока я в недоумении гадала о сюрпризе, Дмитрий вывел меня из двора на тротуар, игнорируя Асарина, и мы пошли мимо шеренги автомобилей еще дальше беззаботных студенток. Там, где была остановка, стоял только один человек. В расстегнутом пальто, темном костюме, при галстуке, с цветами в руке... Можно было подумать, что это очень интеллигентный мужчина, весьма представительный и симпатичный в свои пятьдесят с небольшим. Я остановилась и застыла, как статуя. Вся жизнь промелькнула перед глазами, вся та часть жизни, что была моим кошмаром. Меня нельзя было обмануть этими цветами, я видела насквозь всю его грязную жестокую душонку. Его улыбка могла показаться доброй, но не мне. Я умела улавливать все намеки и обещания в мимике и жестах своего отца.