То, что нельзя забыть - [38]

Шрифт
Интервал

Аукционные молоточки отстукивают без устали: adjuge, adjuge, adjuge… [1] Цены на нынешний «артпродукт» растут до нечеловеческих размеров, подобно мухоморам в чернобыльском заповеднике.

Нужно, однако, признать грандиозность коммерческой аферы. Какой там Чичиков… коляска… мертвые души. Ай да Гоголь, ай да Николай Васильевич! Какую идейку посеял в умах потомков, прежде чем помереть. Знал ведь, на какую почву ляжет. И принялась-то как, разрослась, но «заросли милы не всем, не всем тамариск низкорослый…». В мертвых оврагах пчела мед не ищет.

Нет товара доходнее глупости человеческой.


Досадно. Последние годы «речевой» драматический театр все более оставляет меня равнодушным. Растет разочарование. Недоверие. Слышу голос: «Это твоя проблема, испытав сильное впечатление, ты готов вычеркнуть многое. Это глупо». Согласен, глупо.

Так случилось, что многие мои друзья-товарищи — люди театра. Но изречено: «Платон мне друг, но истина дороже». Эта крылатая фраза утверждает меня в праве высказать все же мысль, но, разумеется, не претензию быть носителем истины. Если кто-либо из моих товарищей, прочтя сказанное ниже, воскликнет «Борис, ты не прав!», я с легким сердцем переведу дыхание.

Я люблю театр. Это признание тут же вызывает в памяти чувств замечательные впечатления о некоторых спектаклях, мною виденных в разные годы.

Первый, изумивший, родивший другой взгляд на театр, — «Король Лир» Питера Брука с Полом Скофилдом. И далее навскидку, не контролируя хронологию. «Смерть Иоанна Грозного» в постановке молодого Леонида Хейфеца с пронзительным Андреем Поповым в декорациях Сумбаташвили. Правильнее сказать, в их величественном отсутствии. Что осталось в эмоциональной памяти? Необъятное сценическое пространство театра ЦДСА. На авансцене слева, если не ошибаюсь, маленькая грубо сколоченная табуретка или плаха. На ней шапка Мономаха. В центре — Трон, Посох, Царь. Всверливающийся взгляд тирана в чернь зрительного зала. Мощная неотразимая метафора российской извечной драмы. Дремучая даже на географической карте территория, не способная к цивилизованному охвату.

«Взрослая дочь молодого человека» — глоток свежего воздуха в 70-е, увлекательный диалог, веселый и печальный, с восторженным залом. Таким остался в чувствах спектакль Анатолия Васильева.

«Без вины виноватые». Впечатление от спектакля неразрывно с радостью встречи с Петром Фоменко, казавшейся невозможной после эмиграции.

Вечерний, разогретый за день горячим солнцем Париж, когда небо над городом неизъяснимого прозрачного цвета, который не выразить ни словом, ни живописью. Как небо белых ночей над Санкт-Петербургом.

Барочная шкатулка — театр Athénée сверкал золотом интерьера, дышал переполненным залом. Пеший переход зрителей после первого акта из театра в Grand Hotel Opéra, в ресторане которого разыгрывался второй акт спектакля. Такого натурального слияния театра с реальной вокруг жизнью города мне видеть не приходилось.

Работы, ставшие мировой классикой, Джорджо Стрелера и «Кармен» Питера Брука в его завораживающем театре Bouffes-du-Nord.

И, наконец, спектакль Анатолия Васильева, лермонтовский «Маскарад» на сцене Comédie—Franзaise, о котором хочу говорить отдельно в свой черед.

Вспомнившиеся разом спектакли живут во мне как чудесные прогулки родниковой свежести. Был в них живой пульс переживания времени исторического (написания пьесы) и времени, в котором рождался спектакль. Отличались все без исключения новизной. Да, «все, что талантливо, всегда ново. То, что ново, всегда талантливо». Экзальтированные впечатления — неужели только с ностальгией возраста связаны? Нет, не думаю. Мне было двадцать семь лет при встрече с «Королем Лиром» и пошел седьмой десяток на премьере «Маскарада». Чувственный восторг не может обмануть. В ощущениях почти всегда таится источник истины.

Эврика!

Перечисленные спектакли были поставлены по пьесам, написанным для сцены. Это открытие, видимо, не случайное, принципиальное для следующей реплики.


Потерянный абзац.

Накануне премьеры спектакля «Без вины виноватые» актриса Л. Велешева (Любовь Отрадина) сломала ногу. Катастрофа, и как таковая она была осознана. Петр Фоменко впал в тяжелую прострацию. Утром следующего дня Тата Сельвинская, художник спектакля и я идем по длинному коридору Гранд Отеля к П.Ф. Что говорить? Я предлагаю Т. Сельвинской возможный вариант. Говорить будешь ты, поспешно сказала Тата. Уже на подходе увидели настежь открытую дверь номера. Вошли. Петр Наумович сидел на полу в позе Байрона, созерцающего развалины Рима, как на картине художника Уэстолла. Когда мы вошли, головы не поднял. В несчастии все были без вины виноватыми.

— Петя, — говорю, — в случившемся нет трех, четырех измерений — только два. Можешь отменить спектакль, этого не простишь себе во всю оставшуюся жизнь, а можешь обратить катастрофу в достоинство. Уложи Отрадину на диван, она актриса, а ты ей поможешь, впереди еще день.

Фоменко поднял голову, вернее, только левую лохматую бровь, и посмотрел на меня в упор, как генерал мог бы посмотреть на солдата, посмевшего давать стратегические советы перед боем. Пожалуй, точнее, как солдат на вошь.


Рекомендуем почитать
Тэтчер. Великие личности в истории

Маргарет Тэтчер смело можно назвать одной из самых сильных женщин ХХ века. Несмотря на все препятствия и сложности, она продержалась на посту премьер-министра Великобритании одиннадцать лет. Спустя годы не утихают споры о влиянии ее политических решений на окружающий мир. На страницах книги представлены факты, белые пятна биографии, анализ и критика ее политики, оценки современников и потомков — полная документальная разведка о жизни и политической деятельности железной леди Маргарет Тэтчер.


Мой личный военный трофей

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.


Кенесары

Книга посвящена выдающемуся политическому, государственному и военному деятелю Казахстана — Кенесары Касымову. Восстание, поднятое Кенесары, охватило почти весь Казахстан и длилось десять лет — с 1837 по 1847 год. Идеологические догмы прошлого наложили запрет на историческую правду об этом восстании и его вожде. Однако сегодня с полным основанием можно сказать, что идеи, талант и бесстрашие Кенесары Касымова снискали огромное уважение казахского народа и остались в его исторической памяти как одна из лучших страниц национально-освободительной борьбы казахов в XIX веке.


Симпсоны. Вся правда и немного неправды от старейшего сценариста сериала

С самого первого сезона, с января 1990 года, каждая серия «Симпсонов» начинается с шутки, которую не замечают десятки миллионов зрителей за сотни миллионов просмотров. Когда название сериала выплывает из-за облаков, сначала вы видите только первую половину фамилии, «The Simps»; вторая показывается чуть позже. Все еще не понимаете? В английском языке «Simps» означает простаки, туповатые граждане, – как те, которых вы увидите в сериале. Но не расстраивайтесь – это не последняя шутка, которую вы не заметили в «Симпсонах».


Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания и анекдоты

Граф Ф. Г. Головкин происходил из знатного рода Головкиных, возвышение которого было связано с Петром I. Благодаря знатному происхождению граф Федор оказался вблизи российского трона, при дворе европейских монархов. На страницах воспоминаний Головкина, написанных на основе дневниковых записей, встает панорама Европы и России рубежа XVII–XIX веков, персонифицированная знаковыми фигурами того времени. Настоящая публикация отличается от первых изданий, поскольку к основному тексту приобщены те фрагменты мемуаров, которые не вошли в предыдущие.