«То было давно… там… в России…» - [173]
Все засмеялись.
— Когда это я говорил, что-то не помню, — обиженно сказал Коля.
— Погоди, Николай, — остановил его я. — Значит, Герасим, это она, Коровкова-то, при луне их обманывает?
— Вот самое то и есть. Рассказывали мне, что был ранее, давно, в Райове колдун, Захаром звали. Так он знал эдакое дело колдовое. Там у Райова красная горка есть, а внизу ключ-свят. Так он, чтобы крепка любовь была, на ту горку невесту с женихом ставил при месяце на всю ночь. А как заре быть, на свят-ключ водил, и из рук друг у дружки невеста и жених воду пили. А Захар месяцу пел:
Крепко он любовь по гроб вязал. И хорошо жили. Это допреждь было, а когда на деньги все заворачивать пошло, то эту-то Коровкову-красавицу, знать, мать научила, аль кто, иль сама наслухалась про месяц, что он по ночи ходит да везде в каждое окно заглядывает, красой своей, светлотой любовь сердешну в верности держит. Ну, а она к деньге норовит, значит. Месяц этот самый, и тот обманывает. Находит эдаких-то потрясучих…
Герасим замолчал. Помолчавши, встал и сказал:
— Ну, пора домой. Вы не серчайте, Николай Васильич, что пошутил…
И ушел с поклоном, истовый и таинственный, в лунном свете!
Вскоре мы ложились спать.
Я потушил у себя свет. Над темным садом светил могуче и торжественно месяц, и свет его таинственно ложился по полу и камину в моей мастерской.
Мне показалось, будто лучи его ищут меня, и я отвернулся к стене…
Кокоша
В дни моей юности у меня было много друзей. Они любили жизнь, природу, охоту; среди них были и чудаки, и меланхолики…
Как-то летом зашли ко мне двое приятелей и говорят:
— Едем.
— Куда?
— На охоту, к Тарбееву, в Орловскую. Вот телеграмма.
Читаю: «Жду приезда всех. Охота дрофы, стрепета, куропатки, вепри…»
— Вепри? Это что же такое?
— Вепри, — отвечает мне приятель Павел Сучков, охотник и человек мрачный, — это кабаны. Я беру разрывные пули. Не шутки, кабаньи клыки…
— Странно. Откуда же кабаны могли взяться в Орловской губернии?
— Орловская губерния, — мрачно отвечает Сучков, — вся в оврагах. Еще издавна, должно быть, зашли. От войны, может быть, убежали. Еще во время Шамиля>[432].
Сомневались мы насчет кабанов, да и дроф, и думали, не приврал ли чудак Коля Тарбеев.
Но Павел Сучков, приятель Тарбеева, был уверен, что все это верно. Он крепко рассердился, когда один из приятелей шутя сказал:
— Дроф там нет, а есть мымра, которая в простонародье зовется чепура>[433]…
Но на охоту мы поехали. От станции ехали на тройках.
Далеко имение приятеля Тарбеева. Орловская губерния ровная, но в оврагах. И в оврагах — леса.
Едем широкими дорогами, жарища, поля, овраги, пахнет травой, хлебом, медом, Россией…
Остановятся ямщики, из-под зеленых ветвей в овраге почерпнут кристальную воду, попоят лошадей, и мы выпьем, помочим волосы — жарко — и едем опять.
Россия… Какую радость и жизнь вдыхала ты в нас дыханием земли твоей, жарою лета и влагой серого осеннего сумрака, и приветом бедной корчмы во вьюге закованной холодной зимы.
Россия, Россия. Как отрадны просторы полей твоих, какая тайна жизни в дыхании твоем.
Большой сад идет под гору.
Имение Голоновка — Тарбеевых. Барский дом с колоннами. Останавливаемся мы рядом, у небольшого серого деревянного домика. Белые ставни окон. Встречает нас Кокоша, так звали Колю Тарбеева. Лицо такое серьезное, красивое. Говорит всем нам:
— Ну, здравствуй, здравствуй.
А глаза у Кокоши вроде как у птицы мымры, заспанные, серые.
Идем в дом, умываемся с дороги, наряжаемся в лучшие платья к завтраку в большом доме.
За завтраком все: старший брат Кокоши, сановник, занимает большой пост, еще сенатор, словом, люди знатные.
Кокоша зовет нас, охотников, посмотреть на псарку, где большие своры собак для осенней охоты на волков.
Псарка — домик, за ним частокол, а там, как орнаменты, длинные, изящные борзые собаки. Ласкаясь, вертят хвостами.
Тарбеев называет каждую по имени, кормит их сам. Пскович, главный псарь, старик в большом сером сюртуке, немного выпивший. Одной собаке мухи разъели ухо, лечат водкой, примачивают, а потому водки выпили и Кокоша, и пскович. За выздоровление собаки пили все.
Завтрак был накрыт на террасе большого дома. Много было гостей: настоятель монастыря, подруги красивых сестер Кокоши, гувернантки, уже старые, оставшиеся у Тарбеевых жить навсегда.
Кокоша внезапно нам, охотникам, сказал вполголоса:
— А не правда ли, мой брат, сановник-то, как на дупеля похож. Посмотрите, какой нос. Отчего это?
Действительно, нос был большой.
Надо сказать, что Кокоша не завтракал за большим столом, он жил отдельно — на псарне, там и обедал со псковичем среди своих собак.
— Люблю жизнь охотницкую, — говорил он.
Казачки в белых перчатках бесшумно подавали блюда к столу, архимандрит что-то тихо говорил торжественному сенатору.
Вдруг отворилась дверь из залы, и на террасе появился Кокоша. Мы замерли. Он был одет в зеленый, невероятного покроя камзол, обшитый серебряным позументом. Через плечо перекинута медная охотничья труба, свистки на шнурках, у пояса ножи, кинжалы, пистолет, арапник, а на голове лихо закинутый на затылок рваный картуз. Не то охотницкий Соловей-разбойник, не то Стенька Разин.
Рисующий писатель и художник, обращающийся к литературному творчеству, – явления не такие уж редкие. Пушкин, Лермонтов, Шевченко, Репин, Рерих – имена, которые мгновенно приходят на память. За ними вспоминаются другие, очень и очень многие – и какие имена! – Микеланджело, Леонардо да Винчи, Гете, Гюго, Киплинг и длинный ряд русских писателей и художников. Многие художники тонко чувствуют слово и умело пользуются им. Чаще всего литературный талант художника воплощается в жанре мемуаров, в письмах. Гораздо менее известны литературные произведения художников, написанные в безусловно художественных, беллетристических жанрах.
В книге впервые с большой полнотой представлено литературное наследие выдающегося русского художника Константина Алексеевича Коровина (1861–1939). Его воспоминания о жизни, о современниках (в частности, о Чехове, Шаляпине, Саврасове, Врубеле, Серове, Левитане), очерки о путешествиях, автобиографические рассказы согреты любовью к Родине, русской природе и людям, встреченным на жизненном пути.Первое издание (1971) было тепло принято читателями и прессой. Обдумывая второе издание, создатели книги — известный ученый и коллекционер, лауреат Государственной премии СССР Илья Самойлович Зильберштейн (1905–1988) и Владимир Алексеевич Самков (1924–1983) предполагали дополнить ее, учтя высказанные пожелания.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Жил-был на свете обыкновенный мальчик по прозвищу Клепа. Больше всего на свете он любил сочинять и рассказывать невероятные истории. Но Клепа и представить себе не мог, в какую историю попадет он сам, променяв путевку в лагерь на поездку в Кудрино к тетушке Марго. Родители надеялись, что ребенок тихо-мирно отдохнет на свежем воздухе, загорит как следует. Но у Клепы и его таксы Зубастика другие планы на каникулы.
Без аннотации Мохан Ракеш — индийский писатель. Выступил в печати в 1945 г. В рассказах М. Ракеша, посвященных в основном жизни средних городских слоев, обличаются теневые стороны индийской действительности. В сборник вошли такие произведения как: Запретная черта, Хозяин пепелища, Жена художника, Лепешки для мужа и др.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.
Повесть известного китайского писателя Чжан Сяньляна «Женщина — половинка мужчины» — не только откровенный разговор о самых интимных сторонах человеческой жизни, но и свидетельство человека, тонкой, поэтически одаренной личности, лучшие свои годы проведшего в лагерях.
Меня мачеха убила, Мой отец меня же съел. Моя милая сестричка Мои косточки собрала, Во платочек их связала И под деревцем сложила. Чивик, чивик! Что я за славная птичка! (Сказка о заколдованном дереве. Якоб и Вильгельм Гримм) Впервые в России: полное собрание сказок, собранных братьями Гримм в неадаптированном варианте для взрослых! Многие известные сказки в оригинале заканчиваются вовсе не счастливо. Дело в том, что в братья Гримм писали свои произведения для взрослых, поэтому сюжеты неадаптированных версий «Золушки», «Белоснежки» и многих других добрых детских сказок легко могли бы лечь в основу сценария современного фильма ужасов. Сестры Золушки обрезают себе часть ступни, чтобы влезть в хрустальную туфельку, принц из сказки про Рапунцель выкалывает себе ветками глаза, а «добрые» родители Гензеля и Гретель отрубают своим детям руки и ноги.