Тьма века сего - [227]

И они ответили. Два месяца длились аресты, еще полгода — следствие и процесс, на котором отец Эберхард был тайным свидетелем, чье имя и положение не разглашались. Участниками в сговоре были дюжина священников, включая настоятеля церкви Чудесной Крови и Блаженных Мучеников, несколько десятков пройдох и ловкачей, что разыгрывали исцелившихся и попутно не гнушались воровством у паломников, бандиты, которые нанимались специально для того, чтобы, напугав как следует своих жертв, отпускать их, дабы последние уверялись в сверхъестественном вмешательстве, но главное — цепочка вела к епископу фон Рору, который оказался инициатором и главным выгодоприобретателем кощунственного предприятия.

Отто фон Рор был обвинен, помимо прочего, в экстраординарном богохульстве и надругательстве над божественным чудом, признан полностью виновным по всем пунктам и привезен для сожжения с предварительным усыплением в то же место, где тринадцать лет тому назад четвертовали и сожгли немыслимое чудовище в человеческом облике, раубриттера фон Бюлова вместе с его нечестивыми братьями, для поимки которого объединенному войску наемников Ханзы и людей Императора пришлось провести настоящую маленькую войну…

Еще через полгода отец Эберхард получил новое поручение, на этот раз иного свойства. Те трое магистров, встреченные им в Вильснаке, были тогда посланниками архиепископа Пражского, Збынека Зайица, что сменил достойного Иоанна фон Йенштейна, при котором Прагу потрясло ужасающее появление Дикой Охоты.

Архиепископ Збынек не был сведущ в богословии, и даже те, кто не был его недругами, признавали, что с обязанностями члена королевского совета Збынек фон Хазенбург справлялся не в пример лучше, например — возглавив войско, что послано было Императором Рудольфом на помощь Фридриху Хоэнцоллерну, усмирявшему бунтующую знать Бранденбурга, притом архиепископ Збынек был еще и убежденным патриотом Богемии, ставя интересы природных богемцев (неважно, настоящие или надуманные), выше остального, о чем по долгу положения полагалось бы ему иметь заботу. Не упускал архиепископ случая подчеркнуть в глазах Императора недостатки того, что делалось немцем и всячески возвысить достоинства того, что совершалось богемцем, потому и отправил тогда свою комиссию в Вильснак, включив в нее отца Яна Гуса, хорошо известного не только своим непримиримым отношением к злоупотреблениям, повсеместно совершавшимся прелатами и клиром при попустительстве, а иногда и прямом поощрении из Рима, но и нелюбовью к баварцам, саксонцам, швабам и прочим чужакам немецкого языка, а также своеобразными взглядами на таинство пресуществления.

Несколько месяцев, по возвращении комиссии с докладом, читалась по приказу архиепископа во многих приходах Богемии проповедь, в которой призывалось прекратить бесполезные и нимало не душеполезные паломничества в Вильснак, пока не пришло в Прагу известие о том, что инквизиторы Конгрегации арестовали нечестивцев, подделывавших Господни чудеса, а Великий Инквизитор Империи отец Бруно Хоффмайер нарочным посланием оповещает всех архиепископов и епископов, каноников и аббатов, священников и монахов, а также мирян всех званий, сословий и состояния, что вместе с тем — чудеса в Вильснаке несомненны и имели место быть точно так же, как и иные чудеса, памятные на этом веку жителям Праги и Бамберга, а Господь не бывает поругаем ложью кощунников и мздоимцев.

Известие это чрезвычайно смутило архиепископа Зайица, однако он, хоть и приказал прекратить проповедь, все равно продолжал благожелательно прислушиваться к речам отца Яна, который был много образованнее его и легко мог убедить архиепископа в своей правоте. Тогда же отец Ян преподнес архиепископу свой новый трактат, в котором утверждал, что истинному христианину не требуются ни знамения, ни чудеса, но достаточно только Евангелия, а священникам следует больше проповедовать учение Христа, нежели рассказывать о сверхъестественном, причастие же — в первую очередь воспоминание о жертве Сына Господня, должное поддерживать в христианах добрые нравы, и только во вторую — принятие Крови и Плоти, что присутствуют в хлебе и вине лишь невидимо. Объявлено было, что магистр Ян Гус выступит в университете Праги публично, где зачитает свое сочинение всем, кто бы ни пожелал услышать его и сумеет понять сказанное.

Так и случилось: талантлив был отец Ян Гус, и набившиеся в аудиторию студенты, профессора, толпившиеся у дверей в прилегавших коридорах благородные господа и простые горожане из тех, что хоть и не были образованы, но не упускали случая послушать ученые речи, встретили слова отца Яна одобрительным шумом и восторженными восклицаниями. Но тут, пользуясь правом на диспут и званием магистра, что у него было, слово взял отец Эберхард Кёльпин, заблаговременно прибывший в Прагу. Он сказал, что действительно, нет нужды истинному христианину в знамениях и чудесах, ведь поступает христианин как должно не из страха перед гневом Господа и не от изумления перед силой явлений сверхнатурального, но из любви к ближнему, что заповедана Иисусом Христом, но разве любовь к ближнему повсеместна и обычна? Разве не обычно и повсеместно совсем иное — когда человек ближнему волк и к дальнему присматривается алчным взглядом, когда смерть, страдания и горе щедро раздают людям не только лишь малефики и злобные духи, но живущие здесь, рядом, обычные люди, которым не нужно для успеха своих желаний иметь особенных способностей, но достаточно иметь себялюбие и злобу? Да, проповедь учения Христова важна неизмеримо. Но и здесь, и там случается, что слова человеческие, пусть и повторяющие в точности слова Господни, бессильны и тогда — тогда Господь в милости своей являет свои знаки, дабы раскрылись глаза у не желающих видеть. О чем говорит нам Чудесная Кровь Вильснака? Неужто о важности причастия? Нет, она говорит об ужасающей жестокости одних и безмерных страданиях других, о вопле невинных и правосудии для мучителей, а также о том, что тайное непременно станет явным и ничто не скроется от всеведения Господа о наших деяниях и наших помыслах. Пепел блаженных мучеников стучится в наши сердца и призывает нас устроить так, чтобы не повторялось более злодеяний, чтобы наделенные властью и силой были справедливы и блюли закон Божий, что отражается в меру нашего разумения и несовершенства в законе человеческом. И призывает громче, отчетливей и ясней, чем проповеди, для которых уши наши, увы, открываются ненадолго. Что же касается пресуществления — отрицать возможность его зримого явления значит отрицать могущество Господа.