Тьма под кронами. Сборник древесных ужасов - [33]

— Я не могу в этой маске, подождите… — из последних сил крикнул Кшиштоф.

Соглядатаи остановились, но не для того, чтобы подождать свою обузу. В траве, придавленный мертвой лошадью, кряхтел монах.

— Да чего же вы стоите, еретики! — кричал толстощекий старикашка с крючковатым носом. Он смешно перебирал тоненькими, не к тучному телу, ручонками. — Это по-божески, о курва-мать? Это по-людски, я вас спрашиваю?

Соглядатаев забавляла эта картинка. Они дружно гоготали, обмениваясь сальными шуточками.

— А ты, отец, крепок на язык, как я погляжу, — сказал Марек подсовывая алебарду под тушу лошади. Он кивнул второму соглядатаю, и тот повторил то же самое. Они навалились, кряхтя, раскачали тушу и приподняли ее, чтобы монашек мог вылезти.

— Я и на тумак крепок! Поглядел бы я, сын мой, каков и ты в кулаке! Да ситуация, вишь ты, поганенькая. Меня тут четверо, о курва-мать, ограбили.

— Это не тощие такие да грязные, в рубахах дырявых? — спросил арбалетчик.

— Они, о курва! Моя Марточка их копытами бить, всегда меня защищала, а они ее загрызли! О курва-мать, прямо на меня упала! И чего им надо было? Веревку только с тюков взяли.

— Тебя-то самого не тронули? — спросил Марек, оглядывая монашка, закатывая тому рукава.

— Нет, нет, слава Богу, нет! — Монашек отряхнул робу и порхнул рукавами. Весь облик его тут же напитался благообразием, будто бы какое-то мгновение назад не сквернословил и не упоминал он такую-то мать. — Прошу прощения, Панове. Я, вишь ты, испугался. Это дьявол говорил моими устами.

— Несомненно, — Марек сделал над собой усилие, чтобы не прыснуть со смеху. — Что ж, преподобный, вам повезло. Мы возьмем вас с собой, но ближайшие недели вам предстоит провести в карантине.

* * *

В треугольной крепости считали, что спирт — лучшее упреждающее древесную хворь средство. Сотник Ярослав любил говорить, что только благодаря пойлу так мало его людей погибло от древесной хвори.

Как и обещал Марек, монаха отправили на карантин, и кажется, отец Чеслав был этому несказанно рад: где-то в скупых крепостных закромах нашлась перина на гусином пуху, трижды в день старику приносили ковшик чистейшего виноградного спирта, который отец Чеслав, крепкий сукин сын, запивал грютом.

— Ух! — закатывал глаза монах. — Вишь ты, как хорошо… Но воля слаще! Сколько мне тут сидеть еще?

— А пес его знает, — отвечал Марек, подавая жирному монаху копченую свинину через узкое окошко в двери. — Почтового голубя отправили в пресвитерию. В одну сторону только верст двести с полтиной. Ждем ответного письма, а там уж как старейшины вашу судьбу решат, отец Чеслав.

Монах картинно вздохнул и всплеснул руками, затем уронил зад на койку и прихлебнул грюта.

— Что ж, если Господь шлет мне испытание, я готов его принять. Он повесился на березе за наши грехи, а потом целую вечность томился у дьявола в котлах за каждого из нас. Негоже, вишь ты, на плохонькое пиво жаловаться. Ей богу грех!

— Вы, отец, только при корчмаре Томаше так не говорите. Он вспыльчивый и булава всегда при нем…

Отец Чеслав нырнул крючковатым носом в кружку, понюхал, затем сделал щедрый глоток.

— Пожалуй, лишку хватил. Спирт отличный, и грют хорош, но не монастырский, вишь ты…

Марек собирался уже закрыть окошко в двери камеры, как отец Чеслав окликнул его.

— Стой! Марек, скажи мне. Честно скажи: в бога веруешь?

— Ох уж эти вопросы… От случая к случаю, отец Чеслав.

— Да-да-да, — затараторил Монах. — Зато честно, вишь ты. А если я тебе случай подкину?

— Ну…

— Шпиль у крепости голый. Надобно бы символ божий, удавку, повесить, чтобы господь видел!

Марец цокнул языком и нарочито громко хлопнул окошком, повернув ключ в замке.

* * *

Осеннее буйство больного леса вошло в цвет. Больше никто из путевых соглядатаев не выходил за стены, в крепости стало необычайно людно. Однако это вовсе не означало, что борцы с древесной хворью утопали в праздности и лени; напротив — работенки прибавилось. И все горючие материалы, накопленные за относительно спокойные месяцы, теперь пошли в ход.

Твари храбрели ночью, и с наступлением темноты Кшиштоф наблюдал, как рой за роем огненные болты и стрелы выкашивают неплотные шеренги оживших деревьев. Они ползли медленно — какие-то жалкие дюймы, но уверенно. И в этом крылось еще одно отличие от божественной природы: эти существа, кажется, не боялись умереть. Твари подходили близко, гораздо ближе полета стрелы, и просто стояли, давая себя уничтожить. Они словно бы ждали команды, какого-то одного им понятного знака. В воздухе воняло горелым мясом, стоял горький дым от сырой древесины, и наутро под стенами треугольной крепости оказывались целые дорожки золы. Это бы, пожалуй, придало уверенности, но зола — отличное удобрение. И вечером как по расписанию под стенами толпились все новые и новые чудища.

Кшиштоф заскучал взаперти. Он старательно выписал в дневник все наблюдения за хворью и хворыми, однако же вынужденное затворничество заставляло искать компании. Сотник Ярослав говорил, что к прежнему ремеслу особые отряды чистильщиков и путевые соглядатаи вернутся только к декабрю.

Единственным образованным человеком в крепости кроме, разумеется, Кшиштофа, был отец Чеслав. Старшина Марек разрешил студенту спускаться в каземат, но при одном условии: обязательно облачаться в защитный костюм.