Ткач - [77]

После нескольких часов, проведенных над знаками, Макс устало опустился на асфальт, поглаживая его трещины длинными ногтями. Он отдал почти все силы для последнего призыва, потребуется не один день для того, чтобы восстановиться. Вот только это было неважно, дело сделано, ожидание оправдает себя. Оправдает, когда он вонзит нож в сердце… Макс жадно сглотнул подступающую волну эйфории — еще рано.

Сид остановился, раскинул руки и позволил телу впитывать энергию, обрушившуюся внезапно. Он путешествовал уже не один день, но не улавливал Первоначального Фина ни в одном из посещенных эфиров. Теперь же он ясно ощущал, что брат ждет его. В призыве не чувствовалось опасности, только сила. Сид задумчиво нахмурился. Его тянуло туда, откуда еще никто не возвращался, в неизведанное прежде пространство, называемое Дном. Пойти за братом? Остановиться здесь и сейчас? Вернуться домой к жене и своим обязанностям? Как перестать чувствовать необходимость встретиться с братом? Вопросы, вопросы, вопросы, ответов на которые никто, кроме него самого, не сможет дать.

Сид закрыл глаза, пытаясь представить Тил, ее глаза цвета холодной стали, ее улыбку, и не смог. Всего несколько недель назад он покинул дворец, а время пребывания там рассыпалось на тысячи разрозненных осколков, которые никак не удавалось собрать воедино. Сид полностью оправился от полученных ран, тело вновь стало послушно ему, вот только душа никак не желала успокаиваться в попытках найти нечто связующее. Что должно быть связано, почему, Сид не знал, но слепо повиновался своим ощущениям, с каждым днем все более усиливающимся. День за днем.

День за днем Сид исследовал полотно. Каждый новый шаг казался ему последним, но эфир за эфиром оказывались пустыми. Нет, они жили, бурлили событиями, перипетиями, но ни следа Фина там не обнаруживалось. Сейчас Сид скрывался за тяжелыми шторами от палящего солнца, вчера он поднимался в воздух на одном из аэростатов, усеивающих небо Фатерники подобно звездам, завтра он проникнет в дикое сознание совсем еще юного эфира, в котором и людей-то нет, или… Или прямо сейчас он выйдет за границу миров и позволит полотну поглотить себя.

— Господин желает еще чего-нибудь? — слуга, укутанный в несколько слоев ткани, не позволяющих мучительной жаре терзать тело, склонился в поклоне.

— Нет, — Сид даже не заметил, как тот вошел. Гостеприимство здесь считалось единственным законом, который ничто не могло отменить, и теперь десяток приставленных к пришельцу слуг ежеминутно донимали Сида вопросами о том, как ему можно угодить.

— Быть может, свежей воды? Эта уже застоялась…

— Вы принесли ее всего несколько минут назад.

— Что вы! Прошло уже несколько часов. Вы были так заняты мыслями, что никто не рискнул вас отвлекать, — слуга вновь поклонился и начал задом пятиться к двери.

— Постойте. Я могу… Мне нужно прогуляться.

— Но сейчас самый жаркий час. Подождите немного, скоро наступят минуты ночи…

— Нет. Сейчас. И я пойду один.

Слуга не решился спорить, порылся в одном из сундуков, вынимая оттуда большой зонт и протягивая его гостю. Сид покинул комнаты, ступил на раскаленный песок. Тело тут же покрылось каплями пота, стало будто бы тяжелее, непослушнее. Шаги давались с трудом, так же как и решения, сопровождающие их. Сид обернулся. Утопающий в барханах город плыл в душном мареве…

Через несколько часов слуга доложил хозяину, что гость ушел и словно растворился в воздухе, нигде его не найти. Хозяин хмыкнул, пожал плечами и сделал еще один глоток обжигающего кофе.

Фин проснулся до рассвета. Кошмары терзали его всю ночь, но он не мог вспомнить ни одного. Нужно бы рассказать об этом Максу: тот высмеет, и страх уйдет. Фин уставился в потолок. Прошлый день никак нельзя было назвать обычным. Его вообще никак нельзя было назвать.

Александра. Фауст. Больничная палата. Фин поежился, вспоминая.

Он долго стоял у кровати мальчика, затем опустился на стул и, должно быть, незаметно для самого себя уснул. А когда проснулся, тяжелый взгляд пригвоздил его к месту: Фауст смотрел на него и улыбался.

— Кто ты такой?

— Она зовет меня Фаустом.

— Но ведь это не твое настоящее имя, — слова давались Фину с трудом.

— Имена вообще не имеют значения, я выдумал их сотни.

— А что же имеет значение?

— Хочешь, чтобы я показал тебе?

— Но ты…

— Болен?

— Д-да.

— Ты же не думаешь, что находишься в той реальности, где я не могу позволить себе подняться с постели?

Фин сглотнул, а Фауст легко поднялся и зашлепал босыми ногами по полу. Фин последовал за мальчиком в коридор. Вообще, мальчиком это существо не являлось, было чем-то большим, чем обычным ребенком в обычном теле. Чем же, Фин не мог понять.

Коридор был непривычно пуст и тих.

— Куда мы идем?

— Так просто, гуляем. Я люблю гулять, наблюдать, чувствовать…

— И за чем же ты наблюдаешь?

— За вами, — в голосе Фауста чувствовались легкие нотки раздражения.

Фин не стал продолжать разговор, просто шел за Фаустом. Коридор упирался в темноту, мальчик вступил во мрак совершенно спокойно, даже не задумываясь об этом, Фин помедлил и сделал шаг.

Холод ударил по лицу, ворох снежинок ослепил, ветер спутал волосы. Когда Фин смог наконец сделать вдох и открыть глаза, он чуть не задохнулся: