Тито и товарищи - [263]
Вопреки проблемам со здоровьем, которые его преследовали, Тито не отказался от визитов в Южную Америку, Швецию, Грецию, Португалию, Турцию и Финляндию. На конференции за мир и сотрудничество в Европе, организованной в Хельсинки в июле 1975 г., он сыграл видную роль в борьбе за разрядку напряженности на континенте, поскольку лучше, чем все присутствовавшие политики, знал «ужасы Голгофы» фашизма и войны [2648]. Принимая во внимание тот факт, что Югославия граничила с семью государствами, из которых два являлись членами НАТО, три – Варшавского договора, Тито был заинтересован в укреплении коллективной безопасности и хотел сыграть при этом роль посредника[2649]. Поэтому он стремился к укреплению отношений между четырьмя нейтральными европейскими странами (Австрией, Финляндией, Швецией и Швейцарией), которые вместе с Югославией составляли группу «НН» (нейтральных и неприсоединившихся), поддерживали Хельсинкский акт и пытались включить в него договоры военного значения[2650].
Год спустя, 29–30 июня, в Восточном Берлине он посетил съезд европейских коммунистических партий, который готовился 18 месяцев. Его присутствие до последнего момента не подтверждалась, таким образом, можно было понять, что с Советским Союзом, вопреки «долгим и открытым» переговорам, трудно было найти общий язык. В итоге он решил, что отправится в столицу Германской Демократической Республики, что выглядело как сенсация, поскольку впервые на подобной встрече он выступал в качестве руководителя партии и президента государства. Для Брежнева его присутствие значило многое, что можно было понять по тому вниманию, которое было уделено Тито: Брежнев встретился с ним за день до съезда, ожидал его перед входом в зал перед началом съезда, а на торжественном обеде посадил его рядом с собой и хозяином Эрихом Хонеккером[2651]. Как сообщает Александр Грличков, который возглавлял югославскую делегацию на подготовительных переговорах с СССР, Тито прибыл на съезд на «белом коне», поскольку была принята декларация о праве каждого государства следовать своим путем к социализму и о равенстве всех коммунистических партий. Это было как раз то, за что он боролся более 30 лет[2652]. Его комментарий в узких кругах был следующим: «Мы рассчитались за 1948 год»[2653].
К концу своей жизни Тито был весьма озабочен внутренними и международными событиями. Поэтому он принялся за работу с небывалым жаром[2654]. Что касается внутренней политики, он особо указывал на опасность национализма в отношениях между республиками и несколько угрожающе заявлял, что рассчитывает на интеграционную силу ЮНА: только она может быть гарантом целостности государства. Представители армии организовали работу в этом направлении и в последние годы жизни Тито потребовали и осуществили введение анти-разведывательной системы «общественная самозащита», которая должна была обеспечивать прочность режима[2655]. Его заботил и подъем исламского фанатизма в Боснии и Герцеговине с их 4 млн суннитов. И прежде всего события в Косове, где он предрекал «национальное восстание» албанцев, если власти своевременно не примут меры. «Здесь начнется раньше всего», – сказал он журналисту Дарии Янекович уже в 1976 г. Он был уверен, что власти в Тиране посылают своих агентов в эту область и что в ней находится центр контрабанды золота, наркотиков и оружия, который поддерживают местные политики, албанская эмиграция и иностранные тайные службы. В университете в Приштине в 1974 г. снова вспыхнули студенческие беспорядки, за которыми последовали сотни арестов. В последующие годы увеличилось количество забастовок заключенных в тюрьмы албанцев из-за ложных доносов, за которые они были осуждены. Край оказался на пороге восстания[2656].
Tuto боялся «шиптаров»[2657], поскольку они, сотрудничая с усташами, попытались организовать последнее из 21 или 25 покушений, мишенью которых был он сам. Оно должно было произойти в Загребе, где в середине сентября 1975 г., во время ярмарки, он собирался вручить ордена народного героя местным руководителям. О том, что готовится покушение, югославам сообщили советские разведслужбы, из-за чего в последний момент был изменен протокол визита. Бомбы, которые были подложены там, где Тито мог на несколько мгновений задержаться, взорвались, но единственной их жертвой стали окна Загребского банка. Пресса о событиях не упоминала, но это не означало, что оно не взволновало руководящих лиц в партии и государстве[2658]. Считалось, что нельзя допустить сотрудничества между разными эмигрантскими группами, которые после смерти Тито могут напасть на Югославию. «Дерзость последних террористических акций, – написано в сообщении ЦРУ, – убедила Белград удвоить безопасность и предупредить иностранные правительства, которые имеют судебную власть над террористами» [2659].
На международной арене Тито хотел поставить точку и навсегда прояснить отношения с Советским Союзом. В ноябре 1976 г., как мы уже отмечали, он снова встретился с Леонидом Брежневым, который после пятилетнего перерыва приехал с рабочим визитом в Белград. Этот визит состоялся спустя несколько недель после того, как в Боснии и Герцеговине, Черногории и Сербии закончились большие военные маневры, названые «Голиаф». Они были направлены против возможного танкового столкновения на территориях у румынско-венгерской границы и длительной партизанской борьбы во внутренних областях государства. Хотя об этом и не говорилось открыто, было очевидно, что югославские стратеги всё еще видят в Советском Союзе и его «сателлитах» возможных агрессоров.
