Титан - [19]

Сирокко уже оглядывалась. Назревали проблемы. Она не видела никакого укрытия. Сирокко знала, что одна из худших идей — это лечь спать в одиночестве в незнакомой местности. Хуже только одно — пытаться не спать как можно дольше.

Она углубилась в заросли деревьев и изумилась, насколько мягка трава под ее босыми ногами. Намного лучше, чем камни. Было бы хорошо присесть здесь на минутку…

Она проснулась, быстро села и огляделась. Никакого движения.

Трава на метр во все стороны от того места, где она спала, стала коричневой, как будто выгорела на солнце.

Сирокко встала и посмотрела на большой камень внизу. Она подошла к нему со стороны течения, когда искала место, где можно было бы поспать. Сейчас она обошла вокруг него и на другой стороне увидела большую букву «Г».

Глава 5

Габи настояла на том, чтобы повернуть назад. Сирокко не протестовала; предложение Габи понравилось ей, хотя у самой у нее язык не поворачивался.

Она шла вниз по течению, минуя оставленные Габи знаки. В одном месте, обходя груду валунов, Сирокко увидела на траве серию овальных коричневых пятен. Они были расположены как следы ног. Сирокко встала на колени и потрогала их. Следы были сухие и ломкие, совсем как трава, на которой она спала.

— Я нашла твои следы, — сказала она Габи. — При ходьбе твои ноги касались земли не долее секунды, и все-таки что-то в твоем теле убило траву.

— Я видела то же самое, когда проснулась, — сказала Габи. — Что ты думаешь об этом?

— Я думаю, мы выделяем что-то, что отравляет траву. Если это действительно так, то наш запах может не понравиться крупным животным, которые при обычных условиях заинтересовались бы нами.

— Это хорошая новость.

— Но что плохо для нас в этом случае — это то, что мы можем отличаться по биохимическому составу, а это создаст проблемы с питанием.

— Ты придаешь этому слишком большое значение.

— Это ты там впереди?

Сирокко прищурилась, вглядываясь в бледно-желтое пятно. На довольно большом отрезке река текла прямо, не сворачивая, и там, где она начинала изгибаться, стояла крошечная фигурка.

— Да, я, если ты машешь мне руками.

Габи вскрикнула от радости, в крошечных наушниках послышался болезненный звук. Секундой позже Сирокко услыхала этот звук опять, теперь он был гораздо слабее. Она улыбнулась, потом почувствовала, как эта улыбка становится все шире и шире. Она не хотела бежать, это выглядело бы как в плохой кинокартине, но все-таки побежала, как, впрочем, и Габи. Они бежали, из-за низкой гравитации делая нелепые длинные прыжки.

Они столкнулись с такой силой, что у обеих на мгновение перехватило дыхание. Сирокко схватила в объятия маленькую Габи и подняла ее над землей.

— П-п-проклятье! Как ты хорошо выглядишь! — закричала Габи.

Одно веко у нее подергивалось, зубы стучали.

— Эй, что ты, успокойся, — уговаривала Сирокко Габи, поглаживая ее обеими руками по спине. Габи улыбалась широкой, трогательной улыбкой.

— Прости, но, кажется, у меня сейчас начнется истерика, разве это не смешно? — И она рассмеялась, но это был подавленный смех, он болезненно резал слух, и скоро Габи начала дергаться и задыхаться. Она так крепко обхватила Сирокко, что могла сломать ребра. Сирокко неторопливо ослабила ее объятия, опустилась с Габи на песок и держала ее, прижав к себе, пока на ее плечо из глаз Габи не закапали огромные слезы облегчения.

Сирокко не была уверена, что не последует новая вспышка. Довольно долго Габи была совершенно безразлична, и казалось вполне естественным держать ее в объятиях, легонько поглаживая, пока она не успокоится. Было также естественно, что Габи начала поглаживать ее в ответ и они плотнее придвинулись друг к дружке. Сирокко почувствовала, что начинается что-то противоестественное, когда поняла, что целует Габи и та целует ее в ответ. Она подумала, что может прекратить это, но не хотела, потому что не знала, кому принадлежат слезы, которые она чувствовала на губах, — ей самой или Габи.

И кроме того, это никогда не превратилось бы в настоящее занятие любовью. Они поглаживали друг друга, целовались в губы, и когда наступил оргазм, то, что они делали до того, показалось несущественным. По крайней мере, так она говорила самой себе.

Когда все было кончено, кому-нибудь из них надо было что-нибудь сказать, и о том, что произошло, лучше было не упоминать.

— С тобой уже все в порядке?

Габи молча кивнула в ответ. Глаза ее все еще блестели, но она улыбалась.

— У-гу. Хотя, наверное, не навсегда. Я просыпаюсь с криком. Я по-настоящему боюсь спать.

— Сейчас я тоже не назвала бы сон своим любимым занятием. Ты знаешь, что выглядишь как самое смешное создание, которое я когда-либо видела?

— Это потому, что у тебя нет зеркала.

Габи, если ее не остановить, могла говорить не один час. Она неохотно отпустила Сирокко. Они направились к менее открытой местности. Под деревьями Сирокко села, привалившись спиной к стволу, и Габи оперлась о нее.

Габи рассказывала о своем путешествии вниз по реке, но тем, к чему она все время возвращалась, от чего не могла избавиться, было то, что она пережила в брюхе животного. Сирокко словно слушала пересказ длинного сна, который имел небольшое сходство с ее собственным, возможно, лишь с некоторым несоответствием в изложении.