Тишина - [75]

— Да никаких! Я думаю! Может, стоит сразу сказать, что Кара выращенная, но допустим, Ася просто не может без её помощи с кем-то общаться? Чёрт! Чёрт! Чёрт! Это всё ерунда, Кара не знает язык глухонемых, а нас быстро раскусят, увидев, как Ася пишет записки! Вместо того чтобы злить меня, сам бы что-нибудь предложил бы, — Риши уткнулся лицом в ладони и замолчал.

— А может я просто не буду выходить? — подала голос Кара, — что я там забыла?

— Ага, — не отрывая рук от лица, устало ответил врач, — а когда мы уйдём на очередное задание, сдохнешь с голоду.

— Но ведь Ася то не уйдёт…

— Ты это с чего решила? Пойми, у повстанцев нет домохозяек, которые сидят и ничего не делают. Тот, кто остаётся просто отдыхает от предыдущего задания или залечивает раны, или обслуживает этих товарищей. Она на секундочку немая! Помощник из неё хреновый! А когда нападает Общество, то тут уж и вовсе, знаешь ли, праздных нет. У нас не воюют только дети, — Риши, наконец, открыл лицо и тяжело вздохнул, — а детство у них заканчивается ох как рано. С семи лет уже помощники на кухне там, или в лечебнице, так что и без Аси подручных хватает. А как детки смогут, оружие держать, сами рвутся в бой. Для них война — это нормальная жизнь, они в ней выросли и другой не ведают. А те дети, что мы забираем из Лагерей, уже обозлены до предела, от всей той боли, что они натерпелись, эти и без оружия готовы глотки рвать Обществу. Ладно, — он хлопнул ладонями по коленям и встал, — пойду я в лечебницу, раз всё равно ничего не придумывается. Какой толк голову ломать? А ты поломай, — ткнув пальцем в грудь Герману, врач развернулся и начал подниматься по лестнице, — тебе всё равно кроме тренировок делать нечего, — бросил он, уже выходя из землянки.

Мы остались в тишине, каждый думал о том, как бы по лучше выкрутиться из ситуации, по всему выходило, что надо врать, но врать не хотел Риши.

— Твою мать! Перфекционист хренов! — Герман со всей силой шарахнул кулаком по одной из тумб. Мы с Карой подскочили от неожиданности и от того как громко прозвучал голос мужчины. Тумбочка жалобно хрустнула разломанной столешницей.

— Герман! — Кара всплеснула руками и бестолково засуетилась вокруг разломанной мебели, я, не двинувшись с места, наблюдала, как муж потирает мгновенно покрасневшие костяшки.

Он встряхнул рукой, пробормотал какие-то проклятия и быстро вышел на улицу. Мы остались вдвоём. Сначала Кара бесполезно пыталась придать тумбочке товарный вид, потом плюнула и посмотрела на меня:

— Может мне всё-таки уйти? Только создаю лишние проблемы. Видишь же, он говорит, воюют… а я не могу… я бы с радостью, но правда не могу… — из глаз подруги покатились слёзы. Я не могла смотреть на неё такую. Это была другая Кара, совсем не та, что я знала раньше. Я подошла и обняла её, она, уткнувшись мне в плечо, принялась горестно всхлипывать. Что ж за место тут чудное? Кара не похожа на Кару, Герман тоже не узнаваем, интересно я тоже поменялась?

Потихоньку мы успокоились, занимаясь домашними хлопотами, конечно, у каждой из головы не шла эта ситуация, но и придумок не было никаких. Незадолго до обеда в землянку влетел Риши, волосы у него на голове были всклокочены, сумасшедший взгляд метался, в руках у него было что-то белое.

— Где Герман? — мы неопределённо пожали плечами.

— Он ушел почти сразу после тебя, — удивлённо пробормотала подруга.

— Едрён-батон, — он кинул Каре то, что принёс, — быстро переодевайся, я сейчас найду Германа. И сверху накинь что-нибудь, на улице не Африка, — с этими словами он снова умчался куда-то.

На поверку то, что принёс Риши оказалось большой длинной рубахой, в таких, после операций, лежали в Лагерях, так мне сказала мулатка. Мы в удивлении разглядывали вещь, потом девушка, решившись всё же, одела её на себя. Когда всё было готово, и мы, не понимая, что происходит, сидели вдвоём, прямые, как аршин проглотившие и ждали, вернулся Риши, держа Германа за запястье так, будто он упирался, хотя муж наоборот шел быстро.

— Так, бери Кару на руки и иди в обход, к лечебнице, ты там должен быть через семь минут. Зайдёшь во вторую палатку. На третьей койке лежит тело. Тело забираешь, кладёшь на его место девушку. Так теперь ты, — он повернулся к подруге, — ты не помнишь, кто ты и как тебя зовут… Чёрт! Чёрт! Чёрт! — и он принялся судорожно копаться в карманах, затем вытащил бинт и наскоро замотал подруге всю голову, — последнее, что помнишь — была в Лагере. Всё! По ходу дела продумаем легенду, а теперь споренько-споренько.

Супруг подхватил мулатку на руки и выскочил из землянки, за ним бегом последовал врач, оставляя меня в недоумении. Их не было достаточно долго, и я начала переживать. Насколько мне хватало скудных мозгов, я поняла, что Риши таки решился подменить подругой, кого-то из больных и раз он не дал указаний любимому, что делать с человеком, то надо было полагать, что он умер, иначе бы так просто всё не было. Но вдруг их поймали? Вдруг выяснили, что подруге здесь нельзя находится? Я металась из угла в угол и не могла ничего делать. В голове крутились всевозможные ужасы. Мужчины вернулись только через три часа, я, наверное, на полголовы успела поседеть. Но когда они вошли, вид у них был довольный. На мой вопросительный взгляд врач поднял руку: