Тишина - [74]

53

Зря я опасалась, что друзья будут голодать без моей суеты на кухне, когда мы спустились в землянку, там царил аромат свежеприготовленной пищи, такой аппетитный, что рот тут же наполнила слюна. В углу дивана притулили кастрюльку, бережно укутанную одеялом, судя по благоуханию, там были тушеные овощи, на нашем импровизированном столике стояла большая миска с салатом, а на кухонном столе тарелка с пирогом. Герман жадно потянул носом:

— Неужели?

— Да, брат, это малина, — засиял врач, — я еле выпросил у старухи Анжелы банку с малиновым вареньем. Ох! Знал бы ты, что мне пришлось ей посулить! Чуть ли не себя, — он хохотнул, — но обошлось малой кровью. За это она стребовала с меня, все дрова на зиму, что ей надо будет заготовить. Так что у тебя будет весёлая осень, — и он подмигнул мне.

Да, на столешнице расположился, как и полагалось коронному блюду, большой пирог с малиной, через широкую решеточку полосок из румяного теста была видна сочная и лакомая начинка. Я сама с удовольствием бы отведала его, но мне вдруг сделалось так обидно. Сейчас любимый будет, есть пирог Кары, и нахваливать его. Зачем она его сделала? Почему не оставила эту банку до моего прихода? Наверное, её попросил медик, но легче от этого не становилось. Сама подруга стояла у раковины и домывала посуду, скопившуюся после приготовления блюд.

Ужин был великолепен, мужчины не замолкая хвалили новую кулинарку, как, оказывается, легко меня было заменить: землянка блестела чистотой, вкуснейшие блюда были готовы и совсем неважно, чем я занималась весь день. Вот и думай после этого, зачем я тут нужна. Счастливое настроение этого дня сменилось унынием. А вдруг супруг соблазнится талантами Кары, и я буду ему не нужна? От меня толку то чуть, в детстве хоть песни были, а сейчас только и умею, что дом прибирать, да еду готовить и то посредственно, таких вон, пруд пруди. Я сердито уткнулась в свою тарелку.

После трапезы мы с Карой уже вдвоём взялись убирать и мыть посуду:

— Тебе не понравилось? Было не вкусно? — я отрицательно помотала головой, — что-то случилось? Герман тебе что-то сказал? Почему ты такая? — подруга выглядела грустной и обеспокоенной, это была разительная перемена, ведь когда мы кушали она сияла словно начищенный пятак, слушая комплименты друзей, — Ася, что с тобой? — я махнула рукой, мол, ерунда, но подруга не унималась, — я что-то не так сделала? Не молчи же! — в сердцах воскликнула она, эти последние слова заставили меня улыбнуться, — ну, я не это имела ввиду, — смущенно принялась оправдываться девушка. Я вытерла мокрую ладонь полотенцем, погладила её по спине и ободряюще подмигнула. Нельзя показывать, что я расстроилась, она и так в последнее время не находит себе применения. Человек вон с жизнью собрался прощаться, а я обижаюсь на то, что мне не дали выглядеть самой лучшей.

На следующее утро врач не ушел как обычно в лечебницу, а задумчиво сидел на диване пока мы с Карой прибирали после завтрака. Герман куда-то убежал, но скоро вернулся с кипой листков, сшитых толстенькой бумажной верёвочкой, правильно, ведь я вчера осталась без средств общения. Он всунул мне их глядя в пол с суровым выражением моськи и уселся рядом с врачом:

— О чём ты думаешь?

— Надо их показать Тэкэо.

— Думаешь?

— Бывает. Или полагаешь, что он не узнает, что Ася твоя жена и она с подругой? А подругу и Асю то никто не проверял. Да даже если ты будешь клясться, что сам роды принимал, им сделают тест…и мы точно уверены, что Кара этот тест не пройдёт.

— А ты не можешь как-нибудь подтасовать результаты.

— Здрасти-приехали! Общество всех обманывает, и мы давайте будем!

— Риши! Ну, ты педант! Кару же выгонят!

— Без тебя знаю!

Мужчины разгорячились, споря, они кричали друг на друга и размахивали руками, мы же тихо стояли возле раковин. Да и как тут влезешь, когда не в курсе, ни правил, ни порядков.

— Твою ж мать, Риши! Ты понимаешь, чем это всё кончится? — орал Герман, вскочив и начав ходить перед диваном.

— Ты мою маму не трогай. Понимаю и получше тебя, — ехидно скорчил рожицу друг, — небось, думаешь, что выставят девушку, да и всё? Щаз! Вот эта, — он указал в мою сторону, — пойдёт с вот этой, — палец переместился на мулатку. Ты потащишься с ними, но мы ж герои! Мы не бросим повстанцев без помощи! Вот и будешь, как дома у себя, искать для них полезное, а когда сюда придёт Общество, а оно придёт, не сомневайся! Я за ваши жизни, гроша, ломанного не дам! Потому что дураку ясно, что жить вы будете где-то недалеко, для удобства так сказать, и вас сметут первыми, на подходе к поселению. И как ты выкрутишься? Мышц-то ты конечно отрастил! Кто ж спорит! Но против пятерых, у тебя слабые шансы, против десятерых их почти нет, а против двадцати… да ты труп через секунду! Так что не надо мне тут рассказывать! От правильности решения зависит не одна жизнь, а три как минимум, а то и больше, — Риши устало потёр лоб.

Герман остановился и шокировано смотрел на друга, когда тот выдавал свою тираду, Риши же говоря, выплёвывал слова злобно и едко, стараясь уязвить ими каждого, но больше всех себя.

— Ну и какие идеи? — любимый сунул ладони в карманы и стал покачиваться с пятки на мысок, его лицо не выражало не единой эмоции.