Тиран - [119]

Опухоль на руке спала, и жар почти прошел, как будто речной дух вытянул весь яд. Киний встал одним из первых, выпил приготовленный синдами отвар и надел подаренную Страянкой кожаную рубаху.

Она, хоть и с экзотическим рисунком, чистая. А его военный хитон еще влажный и, несмотря на то, что, любуясь Страянкой, он пытался его отстирать, по-прежнему грязный. Все остальные его вещи пропали при отступлении — вероятно, остались в последнем лагере.

Царь подъехал, когда Киний разглядывал табун захваченных ольвийцами лошадей, стараясь выбрать подходящую. На его взгляд, все они были слишком маленькие.

— Думаю, пора поговорить по-мужски, — сказал царь, явно пытаясь держаться с достоинством. — Ты подарил мне большую победу. Я буду щедр.

Киний вздохнул и посмотрел на него.

— Я к твоим услугам, господин. — Он смотрел в землю, потому что не привык говорить о таком. Потом снова посмотрел на царя. — Речь о Страянке?

Царь не смотрел ему в глаза.

— После победы над Зоприоном — ты женишься на ней?

Киний пожал плечами.

— Конечно, — сказал он, ведь что-то нужно было сказать. Конечно, если останусь жив.

Царь наклонился.

— Возможно, такие виды на будущее не так уж заманчивы: она не гречанка, вдобавок свирепа. И не станет жить с тобой оседло, как твоя возлюбленная: она вождь Жестоких Рук — слишком влиятельная личность, чтобы стать подстилкой. А может, ты не сможешь на ней жениться: уже женат или обещал кому-нибудь.

Царь выбрал в корне неверный тон.

— Я гордился бы, если бы женился на этой женщине, — сказал Киний и понял, что говорит искренне.

Царь выпрямился в седле.

— Правда? — Он, казалось, был удивлен. — Она никогда не согласится жить в городе. Это ее убьет. — Теперь он смотрел Кинию в глаза. — Я жил в греческом городе. И знаю эту женщину. Она живет как вольная воительница. Твой город убьет ее.

Фантазируя вслух, Киний сказал:

— Я мог бы купить поместье к северу от Ольвии, и она приезжала бы ко мне.

Еще не закончив говорить, он рассмеялся.

Царь покачал головой.

— Ты мне нравишься, Киний. Ты понравился мне с самого начала. Но ты, как рок, обрушился на мое счастье. Принес войну, а сейчас отнимаешь у меня сестру. Постараюсь говорить как мужчина, а не как рассерженный юноша. Я хочу ее, а она хочет только тебя. И теперь я не только должен мириться с тем, что потерял ее — женщину, которую желал с тех пор, как достаточно повзрослел, чтобы испытывать мужские желания, — но и знать, что мои лучшие воины называют тебя эйрианамом. Если ты женишься на ней, ты будешь вероятным союзником — или смертельным врагом. Я спрашиваю себя: это ли тебе нужно? Оставишь ли ты своих людей, чтобы жить в степях? Или приведешь их как новый клан?

Киний потер подбородок, чувствуя себя стариком.

— Господин, я буду служить тебе. Вообще сам я ни о чем таком не думал. Я вижу, тебя это беспокоит. Но… — Киний помолчал, подыскивая слова. — Мне нужна только госпожа.

— Как же ты будешь жить? — спросил царь. — Сможешь ли оставить Никия или Никомеда, чтобы стать супругом варварской девушки? — Он окинул взглядом травянистую равнину. — Или она оставит Жестокие Руки и станет с другими греческими женщинами молоть зерно и прясть? Может, и станет — до тех пор, пока не возненавидит тебя или не сойдет с ума.

Киний кивнул: ему в голову приходили те же мысли, а висящий над ним смертный приговор избавил его от необходимости делать выбор. Однако — в глубине души — он чувствовал, что они нашли бы выход.

Неужели он кончил бы как Ясон, а она как Медея?

Но что же сказать? «Господин, я буду мертв, так что это не имеет значения»?

— Я думаю, мы найдем… нашли бы выход.

Царь все еще смотрел на траву. Он выпрямился.

— Я попытаюсь не становиться между вами, — сказал он. Это решение далось ему нелегко. Потом он добавил: — Матракс говорит, что я должен так поступить.

Киний подумал, каково это — обладать властью в восемнадцать лет.

— Матракс это советует или нет, но поступок благородный.

Сатракс пожал плечами. Потом выпрямил спину и постарался принять достойный вид.

— Я слышал, ты потерял боевого коня, — сказал он. — Потерял серого. Это дает мне отличную возможность показать, как высоко я тебя ценю.

Он протянул руку, приглашая Киния сесть за ним.

Киний сел за царем.

— Будут смеяться, — сказал он.

— Едва ли, — ответил царь и пустил лошадь сначала шагом, потом легким галопом.

Они поехали через царский табун, вернее, ту его небольшую часть, которую взял с собой царь в погоню за гетами. Киний узнал клеймо.

Царь вдруг снова заговорил:

— Другие вожди считают, что это прекрасный выбор: она получит мужа, Жестокие Руки — наследника, а ты, конечно, прославленный военный вождь. — Лошадь сделала еще несколько шагов. — Мне говорят, я должен выбрать девушку своих лет, с бедрами, больше предназначенными для родов. Предлагают дочь савроматского хана.

Киний, прижимаясь к спине Сатракса, чувствовал, как тот напряжен — сердится. Сердится потому, что должен подчиняться желаниям вождей.

— Вот, — сказал он.

Жеребец был не серый, а скорее темно-серебристый, цвета полированного железа или стали. Вдоль всей спины широкая черная полоска — такую масть Киний видел только у самых тяжелых сакских лошадей; хвост и грива светлые.