Тихий тиран - [92]

— Пойдите прочь! — тихо, как-то буднично сказала Ксения.

Она хотела еще что-то добавить, потом нервно провела рукой по своему лицу и резко отвернулась…

У светофора попалось такси, она села:

— На проспект Строителей…

«Я прогнала его… А ведь, в сущности, мы похожи, — с горечью подумала она, сожалея, что грубо обошлась с Фоминым. — Как странно: я встретила его именно сегодня… Ни разу не вспомнила про мать! А она ждала, когда же я наконец возьму ее к себе… Господи, какие мы бессердечные твари!..

Завтра, завтра же поеду к Владимиру, подойду к ней, обниму, прижмусь, нет, встану на колени, скажу: «Мамочка, прости, честное слово, я бы взяла тебя, обязательно взяла бы к себе… Прости, я обо всем забыла… От счастья. Совсем голову потеряла, веришь, мама?..»

35

— А вы все такая же, Тамара Савельевна!

— И вы тоже, — в тон Фирсову ответила Крупина, сгребая ногой многочисленные окурки, валявшиеся около скамейки. — Опять две пачки в день?

— Нет, — усмехнулся Фирсов. — Две с половиной… Извините, что намусорил на территории: ждал долго.

— Ну-ну, давайте, — нахмурилась Крупина. — Травите зелень.

— Смешно, знаете ли, Виктор Дмитриевич, — Фирсов повернул голову к Фатееву. — Мы с Тамарой Савельевной не виделись пять лет, а у меня такое ощущение, что расстались час назад… Помните, как я чуть-чуть не сбежал с операции?

— Чуть-чуть не считается… Интересно мне знать, далеко бы вы убежали со своим перитонитом? Ах, Палладий Алексеевич, не жалеете вы себя!.. Вам вообще нельзя курить! Поймите же наконец!

— Честное слово, брошу, — заверил Фирсов, — вот одно мероприятие завершим — и все.

— Не сможете, — покачала головой Крупина. — Я вам не верю… Сколько вам лет?

— Пятый десяток разменял. А что?

— Если не бросите, то через год-другой… опять ко мне на стол попадете. И уже никаких гарантий.

Фатеев с изумлением слушал их диалог. Он уже больше часа беседовал с Фирсовым на лавочке в парке НИИ и все время запинался, стеснялся чего-то… А Крупина разговаривала с первым секретарем обкома так же, как с любым другим своим пациентом… Наверное, в этом секрет ее полнейшей раскрепощенности. Как он раньше этого не понял? Бывшие пациенты, которых она оперировала и лечила в разное время, для нее не больше чем больные, и она относится к ним как врач — и только. А они постоянно пасуют перед ней по той же причине: что ни говори, жизнь-то спасала им она. Такое никогда не забывается! А Фатеев или, скажем, даже Кулагин для того же Фирсова — всего лишь должностное лицо соответствующего учреждения. Лицо авторитетное, но на служебной лестнице стоящее несколько ниже…

Фатеев так углубился в эти размышления и сопоставления, что не заметил, как Фирсов и Крупина уже сменили тему разговора.

— Неужели это возможно, Виктор Дмитриевич? — услышал он голос Фирсова и сконфузился, так как не знал, о чем его спрашивают.

— Извините, но я отключился, — признался Фатеев.

— Бывает, — добродушно заметил Фирсов. — Тамара Савельевна утверждает, что встречаются кандидаты и даже доктора наук, которые не умеют прооперировать больного по поводу острого аппендицита. Вот я и спрашиваю, неужели это возможно?

— Очень редко, но возможно, — подтвердил Фатеев. — Зачем ходить далеко за примерами? К нам недавно приехали по целевой аспирантуре четыре человека. Сколько стоило трудов добиться от Сергея Сергеевича согласия на предварительное собеседование с ними…

— Почему? — перебил Фирсов.

— Потому что профессор Кулагин — умный человек, — вмешалась Крупина, — и руководитель с большим опытом. Он на таких вещах не одну собаку съел. Предварительное собеседование — это только с виду просто. Они ведь направлены… Собеседование в общих чертах позволяет выяснить, пригодны ли они для обучения в НИИ или нет…

— Совершенно верно, — сказал Фатеев, — за три года из них надо подготовить кандидатов наук, будущих ученых. Кулагин справедливо опасается, что если мы их забракуем, то начнется долгая и нудная переписка с министерством: что, как и почему? Словом, скрепя сердце разрешил. Сам был на коллоквиуме…

— И что же? — с интересом спросил Фирсов.

— С треском провалились.

— Все четверо?

— Нет, трое. Министерство с трудом согласилось оставить их клиническими ординаторами, без обязательства писать диссертацию…

— Позвольте, — возразил Фирсов, — какой же вам смысл оставлять их у себя клиническими ординаторами?

— Прямой смысл, — твердо сказала Крупина. — Клиническая ординатура — прекрасный способ подготовки квалифицированных специалистов-практиков. Мне кажется, надо четко придерживаться правила: пусть сначала идет подготовка врача-специалиста, а уж затем, когда у него выявятся склонности к научным исследованиям, перевести его в аспирантуру.

— Насколько я вас понял, — задумчиво произнес Фирсов, — только таким образом можно вырастить полноценных ученых?

— Да, — ответила Крупина.

Фирсов потянулся к пачке сигарет, закурил.

— Досадно, что нет Кулагина, — сказал он, — но я надеюсь, вы подробно передадите ему содержание нашей беседы.

Голос Фирсова изменился, затвердел, в нем появились резкие нотки. И глаза уже не были добрыми, смеющимися, как всего лишь несколько минут назад, когда он шутливо препирался с Крупиной. Во всей фигуре первого секретаря обкома партии появилось что-то жесткое, угловатое, колючее. И Фатеев внезапно почувствовал ту же скованность, что и при первой встрече с ним.