Тихий тиран - [77]

— Могу подвезти. Я тоже хочу пораньше сегодня…

Всю дорогу они молчали, но, когда подъехали к дому Крупиной, Кулагин вышел вслед за ней на тротуар и, задержав ее руку в своих, спросил, пытливо заглядывая в глаза:

— Скажите, Тамара Савельевна, сколько этапов проходит в своей жизни ученый?

— Не знаю. Никогда не задумывалась… Наверно, как все: детство, юность, зрелость, старость… И что там еще?.. Семья? Дети? Научные труды?

— Вы забавный собеседник, Тамара Савельевна, и очень интересная женщина. По-моему, вам замуж пора.

— Спасибо за совет! Постараюсь им воспользоваться в ближайшее время… А при чем здесь какие-то этапы?

— Этапов три, Тамарочка: жажда знаний, жажда открытий и… жажда славы. Лауреатство, премии, командировки за рубеж. Как вам понравится этот тезис?

— Забавно, — ответила Тамара.

— А теперь примерьте его на себя… Подходит?

— Нет.

— Значит, вы исключение?.. Значит, не было у вас стремления все познать, все открыть заново, перевернуть, доказать?… Значит, вам не хотелось прославиться? Для вас безразлично: оклад санитарки или доктора наук, доцента, профессора?.. Так я вас понял?

— А вы стали раздражительным, Сергей Сергеевич, — грустно сказала Крупина и, не дожидаясь ответа, вошла в свой подъезд.

В машине, по пути домой, расстроенный Сергей Сергеевич опять предался грустным и бессвязным размышлениям. Было у него странное, прежде незнакомое ощущение непрочности, зыбкости мира, и люди, которых он прекрасно понимал раньше, всегда безошибочно находя их уязвимые места, наверняка угадывал скрытые, подспудные мотивы их поведения, — эти люди оказались отдаленными от него стеной — мягкой, но непроницаемой стеной из какого-то совершенно прозрачного оргстекла или просто из спрессованного воздуха. И безотказные нити, связывавшие его — главного манипулятора — с этими людьми, ускользнули из пальцев, оборвались и повисли — бессильные и ненужные.

«Вот и Елена… Что-то с ней происходит, что-то непонятное и тревожное. После того случая с Манукянцем, после статейки Славкиной стала какая-то взвинченная, не приходит, при встречах не улыбается… Лишь однажды посмотрела задумчиво мимо, в окно кабинета, и говорит: «Все по-прежнему?.. Да? Или все наоборот?.. Не понимаю я чего-то. И себя вот не понимаю»… А о диссертации — ни слова».

Кулагину от этих мыслей даже жалко себя стало и захотелось немедленно увидеть Елену, хотя бы по телефону перекинуться ничего не значащими словами… Но немедленно! Сейчас же. Опустив стекло, он слегка выставил голову под встречный леденящий ветер и тут — или показалось — увидел ее… Елену Богоявленскую! Под руку с высоким мужчиной (лица его профессор не разглядел) она вошла в цветочный магазин и сразу потерялась там, за узорным стеклом дверей и витрины, среди могучих коралловых кактусов, монстер и пальм.

Сергей Сергеевич велел шоферу остановиться, вышел из «Волги» и сказал:

— Я пойду пешком… Отправляйтесь в гараж. На сегодня вы свободны.

Обрадовавшись, шофер тотчас же умчал, пока профессор не передумал.

Кулагин подошел к дверям магазина и стал ждать. Он не знал, что сделает, когда увидит их, выходящих, что скажет и скажет ли вообще что-либо… Он чувствовал себя мальчишкой, подглядывающим из-за угла, обиженным и насмерть влюбленным.

Он ждал долго. Уже начали мерзнуть пальцы ног в теплых ботинках на каучуковой подошве…

И наконец  о н и  вышли. И Сергей Сергеевич узнал Фатеева в спутнике Елены… И, отвернувшись, семеня и шаркая, заспешил прочь.

— Лена, ты мне друг… — начал было Фатеев, еще не представляя, как бы помягче сообщить Богоявленской свое мнение о ее диссертации.

— Но истина тебе дороже? — подхватила она. — Валяй, Фатеев!.. Добивай бедную девушку… Золушку от науки! Это ж так на вас похоже, на нынешних мужиков!

Фатеев растерялся, повертел в руках букет, сунул под мышку, как веник, и поник, склонив голову.

— Бей ты, Лена… Только не по очкам. Бей по шее!.. Гони! Туда мне и дорога, в мою одинокую доцентскую жизнь… В холод, голод и неустроенность.

— Фатеев!.. Не будь извергом! Если хочешь резануть, давай одним махом… Нечего тут пританцовывать и кривляться. Ну что?.. Бездарность я? Да?.. Пустышка?

Фатеев убито молчал, раскачиваясь на носках лаковых, летних — не по сезону — ботинок.

— Значит, так?.. Ну, хорошо же!

— Нет, нет! — горячо запротестовал Виктор Дмитриевич. — Ты… Ты вся, вся целиком оттуда… Из античного мира… из Гомера. И не сопротивляйся! Я все равно тебя увезу, как древний ахеец… Нет, как мой коллега Колодников Нину Боярышникову… И никому не отдам… Но троянский конь — это не твоя специфика.

— Моя диссертация — троянский конь?.. — округлила глаза Елена. — Уж не хочешь ли ты сказать, что я мечтаю куда-то влезть, въехать?.. Пробраться?!

— Нет… Не хочу. — Фатеев взял ее под руку. — Не хочу я ничего говорить — и точка! Я не читал, не знал и в глаза не видел… никаких лошадей, никаких слонов, ослов и дромадеров.

— Трус! — сказала Елена. — Жалкий трусишка с картонной сабелькой и приклеенными усиками!.. Мальчик в папиных брюках!.. Дать бы тебе как следует по попке! Да неудобно, вон профессор Кулагин у витрины выплясывает… Меня ждет… Хочешь, нажалуюсь?