Тихий страж. Бабушкина шкатулка - [4]

Шрифт
Интервал

Почему-то именно в этот день Ларион Дмитриевич взглянул на женин портрет менее рассеянно, и даже положил его перед собою на развернутую книгу, и даже именно думал о том, что от вокальных упражнений расширяется грудная клетка, и удалось ли Ольге Семеновне при свете рампы спеть «От страсти замираю…». Он думал об этом машинально, без гнева, почти без любопытства. Из этого размышления доктора Верейского вывел звонок, вообще довольно редко слышимый в его квартире. Еще больше удивило Лариона Дмитриевича то, что это была не почта, не книги из магазина, а визит, и притом дамский, о чем с некоторой паникой сообщила ему прислуга. Практика у него была только по знакомым домам, куда он ездил сам. Даже на дверной дощечке не была указана его профессия, так что незнакомая дама не могла быть случайной пациенткой. Но мало ли что может прийти в женскую голову, особенно в голову такой молодой женщины, которая стояла перед ним, более чем скромно одетая.

Отличаясь некоторою медленностью в переходах от одной мысли к другой и смотря на довольно плотную фигуру гостьи, доктор Верейский спросил:

– Вы, очевидно, занимаетесь пением?

– Нет; почему? ведь вы – доктор Верейский?

– Я.

– Ларион Дмитриевич?

– Вы не ошиблись. Но откуда вы узнали мой адрес? Вы чем-нибудь больны?

– Нет, благодарю вас, я совершенно здорова. Я пришла к вам по частному делу. Я извиняюсь заранее, что отнимаю у вас время. Я знаю, как вы заняты, но мне очень, очень нужно с вами поговорить.

Доктор Верейский все не мог отогнать мысли, что его посетительница занимается пением, и даже в уме перебирал немногие известные ему оперы, ища подходящей ей роли.

Потому он перевел свои глаза с бюста на ее лицо, но почти детская наружность полной блондинки, покрытая теперь румянцем, не подходила ни к одной из оперных героинь.

– Вы еще нигде не выступали? – опять спросил он, думая об одном.

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Я не певица, и вообще позвольте покуда не говорить мне, кто я. Это совсем не относится к делу. Нужно сказать, что я пришла к вам по такому странному делу, что как только сообщу вам его, вы можете мне сейчас же указать на дверь. Но почему-то мне кажется, что вы этого не сделаете.

– Разумеется, вы не ошиблись: зачем я буду указывать вам на дверь, особенно если вам нужно со мной поговорить? И потом, эти комнаты так редко освещаются такими молодыми лицами! особенно с тех пор, как я один.

– Именно об этом я и хотела с вами поговорить. Отчего вы не вернете к себе Ольгу Семеновну? Это смешно, конечно; приходит какая-то особа с улицы и говорит вам о семейных, интимных делах. Но я думала, что вы без предрассудков…

– Я – без предрассудков, вы совершенно правильно угадали, т. е. без таких предрассудков, которые вы имеете в виду. А Ольга Семеновна не возвращается ко мне по очень простой причине: потому что она этого не хочет.

– Но вы делали какие-нибудь шаги, вы сами?

– Я не люблю делать бесполезных вещей, из которых заведомо ничего не выйдет.

– Вы позволите мне быть откровенной?

– Мне кажется, вы и так достаточно откровенно говорите.

– Знаете, ваша нерешительность, ваша боязнь сделать бесполезный шаг приносит несчастье четырем или пяти людям.

– Весьма возможно. Никогда нельзя рассчитать последствия самых невинных поступков. Но кто же эти пять человек, если это не секрет?

– Во-первых, конечно, вы и ваша жена; остальные вам неизвестны, но от этого не менее несчастны. – Дама помолчала и потом вдруг спросила с запинкой:

– Вам не кажется, что наше объяснение похоже на сон?

– Нет… отчего же? и потом, я не могу быть судьею. Я так привык жить в книгах, что многие самые обыкновенные вещи кажутся мне прочитанными повестями или сном, если вам угодно.

– Но вы не сердитесь на меня за оригинальность моего визита?

– Нет, хотя и готов найти его оригинальным, если это вам доставит удовольствие.

Гостья вдруг заговорила очень быстро, как будто торопясь высказать свои мысли, которым она не находила подходящих выражений: – Вы не подумайте, Ларион Дмитриевич, что я хочу вас принудить, как-то влиять на вас. У меня не было такой мысли, и потом, вы меня не знаете, едва ли мы встретимся с вами. Мне просто подумалось, что, может быть, вам не приходит в голову, что ваше дело, которое вы справедливо считаете делом личным и вашим частным, оказывает сильное тягостное влияние на людей вам посторонних. А в вашем разрыве с Ольгой Семеновной многое зависит от вашего желания.

Доктор Верейский вдруг будто что-то понял и, заволновавшись, спросил:

– Милое дитя, а вас не Ольга Семеновна послала ко мне? Вы можете мне сказать откровенно.

– Нет, я пришла сама по себе. Ольга Семеновна едва ли меня знает. Может быть, слышала.

– В таком случае вы, наверно, одно из тех трех лиц, которые страдают от моей размолвки с женой?

– Может быть.

– Тогда мой совет: не страдать и не расстраиваться из-за всяких пустяков. Жизнь так коротка! Лучше занимайтесь вашим искусством. Я все думал, глядя на вас, какая роль вам больше всего подходила бы, но профессора знают это лучше меня, конечно.

Глава четвертая

Неизвестно, горели ли уши у Ольги Семеновны Верейской, когда на другом конце города Валентина уговаривала ее мужа, чтобы тот вернул к себе беглую жену, да если бы они и горели, то Ольга Семеновна этого не почувствовала бы, потому что в это время мирно спала. Не столько спала, сколько лежала в занавешенной спальне, и даже не очень мирно. В ее голове быстро и досадно вертелись обрывки вчерашнего вечера мельницей. Она мечтала несколько о другой жизни, покидая Лариона Дмитриевича, но, конечно, и то, что она имела теперь, было лучше печального затвора в квартире мужа. Иногда ей казались пошлыми и вульгарными эти консерваторы и консерваторки, неудачные учительницы пения и маленькие певицы, подозрительные антрепренеры и второсортные поклонники, старые, хотевшие казаться богатыми, и откровенно ищущие, где бы поживиться, молодые люди, сплетни, свары, интриги, ненависти, фиктивные протекции и экономические кутежи, какое-то душевное разгильдяйство и погоня, даже не безумная, а как-то непрерывно и бессильно возбужденная, за известностью, блестящей жизнью и богатством, богатством! Иногда нападало отчаянье, и все казалось таким смешным и ненужным. Но Ольга Семеновна гнала эти мысли, как ослабляющие ее энергию, которую она считала необходимой для продолжения этой косной и мертвенной суматохи. Ей было даже лень позвонить, и она, не переменяя позы, закричала: «Даша, Даша!» Прислушавшись к звуку своего голоса, она взяла несколько уже вокальных нот и сразу вспомнила, что к ней сегодня должен прийти Владимир Генрихович Тидеман поговорить о деле. Она определенно не знала, о каком деле хочет с ней говорить papa Тидеман, тем более, что этот господин неоднократно оказывался дельцом в самых неожиданных областях. Конечно, что-нибудь насчет ангажемента, потому что не будет же Генрихович предлагать ей биржевые операции или приглашать в революцию!


Еще от автора Михаил Алексеевич Кузмин
Крылья

Повесть "Крылья" стала для поэта, прозаика и переводчика Михаила Кузмина дебютом, сразу же обрела скандальную известность и до сих пор является едва ли не единственным классическим текстом русской литературы на тему гомосексуальной любви."Крылья" — "чудесные", по мнению поэта Александра Блока, некоторые сочли "отвратительной", "тошнотворной" и "патологической порнографией". За последнее десятилетие "Крылья" издаются всего лишь в третий раз. Первые издания разошлись мгновенно.


Нездешние вечера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дневник 1905-1907

Дневник Михаила Алексеевича Кузмина принадлежит к числу тех явлений в истории русской культуры, о которых долгое время складывались легенды и о которых даже сейчас мы знаем далеко не всё. Многие современники автора слышали чтение разных фрагментов и восхищались услышанным (но бывало, что и негодовали). После того как дневник был куплен Гослитмузеем, на долгие годы он оказался практически выведен из обращения, хотя формально никогда не находился в архивном «спецхране», и немногие допущенные к чтению исследователи почти никогда не могли представить себе текст во всей его целостности.Первая полная публикация сохранившегося в РГАЛИ текста позволяет не только проникнуть в смысловую структуру произведений писателя, выявить круг его художественных и частных интересов, но и в известной степени дополняет наши представления об облике эпохи.


Подвиги Великого Александра

Жизнь и судьба одного из замечательнейших полководцев и государственных деятелей древности служила сюжетом многих повествований. На славянской почве существовала «Александрия» – переведенный в XIII в. с греческого роман о жизни и подвигах Александра. Биографическая канва дополняется многочисленными легендарными и фантастическими деталями, начиная от самого рождения Александра. Большое место, например, занимает описание неведомых земель, открываемых Александром, с их фантастическими обитателями. Отзвуки этих легенд находим и в повествовании Кузмина.


Анатоль Франс

Критическая проза М. Кузмина еще нуждается во внимательном рассмотрении и комментировании, включающем соотнесенность с контекстом всего творчества Кузмина и контекстом литературной жизни 1910 – 1920-х гг. В статьях еще более отчетливо, чем в поэзии, отразилось решительное намерение Кузмина стоять в стороне от литературных споров, не отдавая никакой дани групповым пристрастиям. Выдаваемый им за своего рода направление «эмоционализм» сам по себе является вызовом как по отношению к «большому стилю» символистов, так и к «формальному подходу».


Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872-1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая». Вместе с тем само по себе яркое, солнечное, жизнеутверждающее творчество М. Кузмина, как и вся литература начала века, не свободно от болезненных черт времени: эстетизма, маньеризма, стилизаторства.«Чудесная жизнь Иосифа Бальзамо, графа Калиостро» – первая книга из замышляемой Кузминым (но не осуществленной) серии занимательных жизнеописаний «Новый Плутарх».


Рекомендуем почитать
Ангелы поют на небесах. Пасхальный сборник Сергея Дурылина

Настоящий сборник – часть большой книги, составленной А. Б. Галкиным по идее и материалам замечательного русского писателя, богослова, священника, театроведа, литературоведа и педагога С. Н. Дурылина. Книга посвящена годовому циклу православных и народных праздников в произведениях русских писателей. Данная же часть посвящена праздникам определенного периода церковного года – от Великого поста до Троицы. В нее вошли прозаические и поэтические тексты самого Дурылина, тексты, отобранные им из всего массива русской литературы, а также тексты, помещенные в сборник его составителем, А.


Биографический очерк Л. де Клапье Вовенарга

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Зефироты (Фантастическая литература. Исследования и материалы. Том V)

Книга впервые за долгие годы знакомит широкий круг читателей с изящной и нашумевшей в свое время научно-фантастической мистификацией В. Ф. Одоевского «Зефироты» (1861), а также дополнительными материалами. В сопроводительной статье прослеживается история и отголоски мистификации Одоевского, которая рассматривается в связи с литературным и событийным контекстом эпохи.


Дура, или Капитан в отставке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча чумы с холерою, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих

В книге представлено весьма актуальное во времена пандемии произведение популярного в народе писателя и корреспондента Пушкина А. А. Орлова (1790/91-1840) «Встреча чумы с холерою, или Внезапное уничтожение замыслов человеческих», впервые увидевшее свет в 1830 г.


Несобранная проза

Собрание прозы Михаила Кузмина, опубликованное издательством Университета Беркли, США. В девятый том собрания включена несобранная проза – повести, рассказы и два неоконченных романа.https://ruslit.traumlibrary.net.


Антракт в овраге. Девственный Виктор

Собрание прозы Михаила Кузмина, опубликованное издательством Университета Беркли, США. В седьмой том собрания включены сборники рассказов «Антракт в овраге» (в виде репринта) и «Девственный Виктор». В данной электронной редакции тексты даются в современной орфографии.https://ruslit.traumlibrary.net.